Одинокие сердца (ЛП)

Ровно без пяти минут семь Люциус под дезиллюминационными чарами и заклятьем сверхчувствительности вышел из семейного склепа Малфоев и решительно зашагал к могиле Рона Уизли. Когда он приблизился, глазам его открылась картина, которая заставила замереть на месте, отняв способность двигаться. Холодный пот мелким бисером выступил на лбу, а рубашка прилипла к разом взмокшей спине. Он отказывался верить своим глазам.

Гермиона, склонив голову, уже сидела перед могилой, и (о ужас!) светло-голубое шёлковое платье ладно охватывало её изящную фигурку.

Люциус стоял словно громом поражённый. В голове его заметались кошмарные образы: бледное лицо Гермионы, её угасающий взгляд и кровь — вязкая, тёмно-алая кровь, грязным пятном проступающая на светлой ткани.

Второй раз за день он чувствовал, что не в силах дышать: паника вцепилась в его сердце стальными, острыми и холодными, как лёд, когтями, причиняя чудовищную боль. Хотя именно эта боль и вернула его в реальность. Мозг лихорадочно заработал.

«Мы должны исчезнуть! Немедленно! Ещё не поздно! Надо просто добежать до неё и аппарировать в усадьбу. Тогда ничего не случится».

Парализованное страхом тело ещё плохо слушалось, но Люциус заставил себя двигаться, стараясь опередить ужасные события. Он, наконец, почувствовал, что воздух с каким-то всхлипом прорвался в лёгкие и тут же изо всех сил закричал:

— Гермиона!

Она услышала зов и обернулась с испуганным выражением на лице, но увидеть его не смогла: дезиллюминационные чары работали прекрасно.

В эту же секунду возле могилы практически из воздуха появились четырё тёмных зловещих силуэта. Они окружили Гермиону, заслонив собой и полностью лишив Люциуса возможности что-либо разглядеть. Он тут же выхватил палочку и закричал в их спины:

— Ступефай! Ступефай! Экпеллиармус!

Кладбищенский воздух вспыхивал разноцветными искрами, мужчины бросали заклинания и ругательства, но Люциус слышал только ясный голос Гермионы, который звонким эхом вторил ему:

— Экспеллиармус! Экспеллиармус!

— Петрификус Тоталус!

В считанные минуты четверо нападавших были обездвижены и связаны. Целая и невредимая Гермиона стояла в центре поля боя, торжествующе улыбаясь. На светло-голубом платье не было ни единого пятнышка, даже от травы, и Люциус, глубоко вздохнув, прошептал:

— Фините Инкантатем.

Гермиона тут же увидела его и, ликующе улыбнувшись, выдохнула:

— Люциус, у нас получилось!

— Да, действительно, получилось, Г… — Люциус слегка запнулся, но всё-таки произнёс её имя вслух: — Гермиона.

Маленькая ведьма быстро подошла к нему, взглянула в глаза и, мягко и открыто улыбаясь, спросила:

— Ты звал меня… как раз перед тем, как они появились… Что-то случилось? Я так испугалась…

Она вся светилась какой-то дикой красотой: кудри были взъерошены резкими движениями, лицо порозовело от возбуждения, а шёлковое платье обтягивало каждый соблазнительный изгиб этого прекрасного тела. Малфой невольно вздохнул.

— Ничего страшного… Секундное замешательство… Слава Салазару, всё благополучно закончилось… Пока есть несколько минут до прибытия авроров, я займусь этими негодяями. А ты отправь Поттеру патронуса, — Люциус нежно коснулся её лица кончиками пальцев и медленно очертил линию скул, — Гермиона.

Затем он повернулся к четырём поверженным противникам. Гермиона запечатала каждого в тугой верёвочный кокон, так что они даже пикнуть не могли, не то что дёрнуться.

«Аккуратная маленькая ведьма. Совершенна во всём», — подумал Малфой, испытывая невероятную смесь гордости и нежности одновременно.

Наклонившись, он сорвал с нападавших маски, но ни одного из бандитов не узнал, и это было странно… неправильно… Растерянность и беспокойство снова мерзкими, тёмными, холодными волнами затопили грудь, мешая Люциусу перевести дух. Ладони его покрылись холодным липким потом, пальцы задрожали. Страшное понимание обрушилось горной лавиной, и он тут же ощутил рядом присутствие враждебной тёмной магии. Предчувствие неминуемой беды настигло, одарив моментально пересохшим горлом и нестерпимой болью, стальными иглами пронзающей виски.

Малфой предпринял несколько попыток глубоко и спокойно вздохнуть, как вдруг смутно знакомый голос угрожающе прошипел ему в ухо:

— Ты случайно не меня ищешь, Люциус? — а острый кончик чужой палочки скользнул под подбородок.

Секундой позже Малфой получил зверский удар под дых. В глазах у него помутилось, рот наполнился кровью, а сам он сложился пополам, выронив палочку и упав на колени.

— М-м-м, я ждал этого семь лет, приятель!

Безумный смех прозвучал в кладбищенской тишине, и не успел Люциус прийти в себя, как услышал:

— Экспеллиармус!

И Гермиона, и Пожиратель смерти выкрикнули заклинание одновременно, поэтому, когда Малфой, стараясь не обращать внимания на боль, резко повернулся, то увидел, что обе палочки вылетели из рук владельцев.

«Оба безоружны, и сейчас надо рассчитывать только на собственные силы…»