Гермиона стояла посреди библиотеки Малфой-мэнора, ясно понимая, что у неё нет ни малейшей причины находиться здесь. Приближалась полночь, и она сама не знала, о чём думала, когда решила появиться в усадьбе в столь поздний час. Честно говоря, настолько невыносимо стало в своём пустом и холодном доме, что она просто шагнула в камин, старательно отгоняя мысли о возможных последствиях.
Рабочая неделя прошла ужасно: тело раз за разом преподносило неприятные сюрпризы — её попеременно мучили то зверский голод, то невыносимая тошнота. Кроме того, добавилась новая пытка: Гермиона стала обострённо чувствовать запахи. Ей даже в голову раньше не приходило, что модные теперь шёлк и кашемир на самом деле пахнут настолько неприятно. Духи же со стойким ароматом просто убивали, выворачивая все внутренности наизнанку.
Настроение у Гермионы теперь стало непредсказуемо, словно морской бриз, а невыносимое бремя одиночества только усугубляло положение. Она, правда, изо всех сил сопротивлялась, стараясь не беспокоить Гарри своими истериками: друга и так захлёстывало чувство вины перед ней. Да и кроме этого у него проблем было выше крыши: беременность жены, топчущееся на месте расследование и прочие обязанности, связанные с работой и не только. А о том, чтобы озаботить своими трудностями Джинни, речи вообще не шло: истеричный плач подруги в середине второго триместра мог принести только непоправимый вред.
Гермиона погружалась в холодный, беззвучный, пустынный на многие мили вакуум одиночества. Она попыталась с головой окунуться в работу и перевод «Сказок барда Бидля», но, к сожалению, этого оказалось недостаточно, чтобы заполнить окружающую пустоту. К четвергу тоска и отчаяние настолько завладели ей, что Гермиона чувствовала себя тяжело больной. Её ничто не интересовало. Всё вокруг стало немило: надоели собственные слёзы, надоело бесконечно перелистывать их с Роном фотографии, но больше всего надоело сидеть одной. И когда сил терпеть уже не осталось, она просто швырнула горсть летучего пороха в камин и назвала адрес Малфой-мэнора.
В поместье было тихо и темно. Гермиона пошла прямиком в библиотеку, надеясь попасть туда незамеченной, но двери были уже открыты, а внутри горел тусклый свет. Видимо, эльфы узнали о её визите и приготовили всё необходимое.
«Бдительность превыше всего», — подумала она.
Уже войдя в библиотеку и остановившись посередине комнаты, Гермиона попыталась решить, что же делать дальше. В принципе выбор был небогат: либо она прислушивается к голосу разума, разворачивается и уходит, пока не застукал хозяин (а она была уверена, что рано или поздно он здесь точно появится), либо проявляет чудеса храбрости и остаётся.
— Страдаете лунатизмом, миссис Уизли? — знакомый баритон нарушил ночную тишину.
Гермиона вздрогнула и, глубоко вздохнув, повернулась к Малфою лицом. Она понимала, что сбегать уже слишком поздно. С усмешкой на губах Люциус стоял, прислонившись к двери библиотеки, одетый в лёгкие вельветовые брюки и простую белую рубашку. Несколько верхних пуговок на ней были расстёгнуты, и внимание Гермионы привлекла его сильная грудь. Под тонкой батистовой тканью ощутимо выделялись широкие плечи и рельефные мускулы. Первый раз за время их общения Малфой предстал в такой непринуждённо-домашней, открытой одежде, и Гермиона, к своему ужасу, глаз не могла оторвать, настолько был красив этот мужчина. Зная, что проиграла, но не в силах что-либо изменить, она словно глупый маленький мотылёк, ошеломлённый жаром и загипнотизированный ослепительным сиянием, летела в бушующее пламя страсти.
— Я польщен тем, что моя библиотека вам всё-таки пригодилась, миссис Уизли, — констатировал Люциус.
Его слова вывели Гермиону из ступора, и она ещё попыталась исправить ситуацию.
— Добрый вечер, мистер Малфой… Да… Я тут книги искала… Мне казалось, я их видела где-то здесь…Но, к сожалению, так и не смогла найти…Ошиблась, наверное… Извините… Так поздно вас побеспокоила… э-э… я… м-м… Мне, вероятно, пора уйти… Спокойной ночи.
Гермиона знала, что несёт какой-то бред, и щёки её просто запылали от стыда.
«Чёрт! — подумала она. — Враньё — явно не мой конёк…»
Прикусив нижнюю губу, она направилась к двери, однако Люциус не собирался давать ей даже малейший шанс к бегству и шагнул наперерез, преграждая выход.
Гермионе пришлось остановиться и поднять взгляд на хозяина. Тот, не отрываясь, смотрел на неё.
— Не думаю, что могу позволить вам сбежать, миссис Уизли, — протянул он. — Вы сами пришли сюда в столь поздний час, и я хочу знать — почему. Так что, пока не объясните своё появление здесь, я вас никуда не отпущу. И, пожалуйста, на этот раз — честно. Лгунья из вас никудышная — явно не хватает практики. Приступайте. Я жду… — и, махнув рукой, замер в ожидании.
Гермиона обеспокоенно вздрогнула под этим вопрошающим взглядом, не зная, что сказать. Но внезапная волна раздражения поднялась, накрыв её с головой, и смыла смущение и неудобство без следа.
— Что ты ожидаешь услышать от меня, Люциус?