Одиночество в сети. Возвращение к началу

Ему удалось слезть с тяжелых наркотиков. Случалось, выпивал, иногда покуривал травку, но ничего больше. Он оправдывал это тем, что таким образом заботится о нейронах, потому что каннабис – это что-то вроде пищевой добавки, и иногда, время от времени, необходимо оказываться в заднице менее черной, чем повседневность. Знакомые считали его циником, а тем, кто сталкивался с ним от случая к случаю, он казался претенциозным, тщеславным. Ошибались и те и другие.

Только твердо стоящая на земле Марика, сумевшая поставить преграду его пагубным страстям и принять его безумие, обнаружила, что слишком чувствительный, побитый жизнью парень просто так маскируется. Ирония, сарказм или цинизм были его щитом. А поскольку человеком он был чрезвычайно начитанным и красноречивым, то менее сообразительные иногда рассматривали его насмешки как комплимент. Якуб смог убедиться в этом, когда однажды полицейский застукал их за распитием пива на скамейке в парке, то есть в так называемом общественном месте. Витольд сначала показал молодому участковому удостоверение, а затем незаметно перешел к рассказу об общественных местах Древней Греции. Полицейский дал втянуть себя в повествование до такой степени, что в какой-то момент спросил: «А этот Платон, как его фамилия?». Они чуть не задохнулись, едва сдерживая смех, однако веснушчатый участковый не стал выписывать им штраф. Когда он ушел, Якуб сказал:

– Слушай, Вит, в тебе погиб великий артист. Тебе надо со стендапами выступать. Ты можешь начать, например, на каком-нибудь вокзале, а потом пустить это на Ютуб. Подумай.

Марика считала, что объем памяти у Виткация больше, чем на серверах Фейсбук и «Гугл», вместе взятых. Никогда ничего не забывал. Просто стирал файлы из памяти. Ликвидировал мусор быстрее, чем Снэпчат.

Когда обе принесенные Якубом бутылки вина опустели, а Витольд уже достал из кармана бумагу и тянулся за пакетиками с марихуаной, Якуб быстро попрощался. Сказал, что трава – это сегодня не его роман и пора возвращаться домой из-за завтрашней презентации.

Он солгал. Ему очень хотелось затянуться, ведь домой его никто не гнал, а отрепетированная с Витольдом презентация больше его не заводила. На самом деле он очень хотел увидеться с Надей. Вообще-то, у них был договор, что если курят, то только вместе. Этого правила он нарушать не хотел. А скрыть, что он нарушил его, не смог бы. Надя сразу узнает, что он курил: по стеклянным глазам и низкому голосу. Эта странная реакция удивляла его главным образом потому, что на него совершенно по-другому действовал алкоголь. И психоактивный каннабиноид и простой этанол были психотропами, но после вина голос у него повышался, а после травки понижался. Во всяком случае, дело полезное: прислушался повнимательнее – и уже знаешь, когда хватит пить.

И вот что интересно: своим первым косячком он затянулся не с Марикой и Витольдом, а как раз с Надей. Дело было в конце марта, когда они вернулись с концерта Агнес Обель, датской певицы, по которой Надя несколько месяцев сходила с ума. Он, впрочем, также. Уникальный чувственный женский голос, который не спутаешь ни с каким другим. И, кроме того, ее песни: они рассказывали потрясающие, чаще всего печальные любовные истории. Они ушли с концерта совершенно очарованные.

Было такое настроение, что обязательно надо было выпить. Приглашенные настырным зазывалой, они спустились в какой-то бар в подвале. Небольшой, затемненный зал освещали вращающиеся в такт музыке прожекторы и вибрирующие лазерные лучи. Там они впервые танцевали вместе. Или, скорее, рядом друг с другом. Музыка была тяжелая, ритмичная, с преобладанием басов. Через некоторое время она ввела их в транс. Никто не разговаривал, глаза у многих были закрытые, а если и открытые, то все равно ничего не видящие, как у участников какого-то ритуала у костра. Роль шамана исполнял диджей, вводивший в транс не бубном, а техно, вместо костра был лазер, а стимулятором был купленный в баре алкоголь. Но не только. Он учуял кое-что еще. В клубе пахло травкой.

Домой они возвращались на такси. По пути целовались и ласкали друг друга. Она закрывала ему рот рукой, когда он начинал слишком громко сопеть, отпихивала его руки, когда он пытался расстегнуть ее лифчик. Надо отдать должное выдержке водителя, который лишь изредка позволял себе бросить взгляд в зеркало заднего вида.

До комнаты на чердаке они так и не добрались. Рухнули на полпути – на полу в кухне, прикрывшись ее платьем. Она разбудила его поцелуями и какой-то песней, звучавшей из приставленного к уху телефона. Обель. Потом, уже на чердаке, когда лежали, обнявшись в постели, все еще мокрые от пота, она сказала вдруг, что с тех пор, как увидела его, перестала мастурбировать. Сначала он подумал, что ослышался. Но он вовсе не ослышался. Она ему все рассказала.