В школе я был не то, чтобы неудачником, а скорее одаренным не в тех вещах. Это не проявлялось в том, что у меня не складывалось общение со сверстниками, девчонками или меня кто-то обижал. Нет. Я всегда находил со всеми общий язык, а вот учится не любил совершенно, да и не очень-то хотел.
В семье я то ли седьмой, то ли восьмой ребёнок, тут вопросы к нашей плодовитой мамаше. В темнокожей семье, знаете ли, одним больше, одним меньше, выживет сильнейший. Про слабого забудут, а потом и вообще родят нового. Назвать нашу жизнь хорошей было тяжело – вечные крики, мат, самая дешевая еда и одежда, вечно работающая мать, которой дома практически не бывало. Иногда мне со старшими братьями приходилось воровать в магазинах, чтобы покормить младших. Это была не жизнь, а просто выживание.
Именно поэтому я решил идти на нормальную работу сразу после окончания школы. Просто ради того, чтобы больше не видеть срача и попытаться вытащить из него малых.
Сначала я работал на стройке как разнорабочий и умел делать все, что скажут – выкладывать кирпич, замешивать цемент, стелить крышу, вести проводку и устанавливать окна. Универсальный солдат-строитель. Работать там было тяжело, а платили копейки. На такую зарплату сложно было выжить самому, а помочь мелким еще сложнее. Таким парням как я, что тогда было тяжело, что сейчас. Вы белые считаете себя выше нас, за людей нас не принимаете, ну а в чем мы виноваты? Любой из белых аристократов мог родиться чёрным и его ожидала бы такая же гниль. Из-за вас нам и светят стройки, подвалы и бедность. Ну а тем, кому совсем нечего терять, ещё и ограбления.
Водителем неотложки я устроился совершенно случайно.
Моей матушке однажды стало плохо. Денег на лекарства тогда совсем не было, старшие братья и сёстры давно разъехались по всему штату, а ее приступы происходили все чаще. Скорую вызывать она никогда не хотела, не хотела показаться слабой. Когда ей в очередной раз стало плохо скорую вызвал я. Хоть я никогда и не был ее любимым сыном, сейчас она относилась ко мне лучше потому, что я остался один, кто тянул эту ношу ее приступов и младших детей на себе. Когда ма привезли в больницу я познакомился с врачом, который вытаскивал ее с того света.
Доктора звали Дэн Хендерсон. Однажды вечером, когда я выходил из больницы после посещения ма, Дэн уже уезжал на вызов. Но отъехать от больницы они успели метров на 150, как водитель вывалился из машины весь зеленый. Я так и не понял, что с ним произошло, то ли плохо стало, то ли отравился чем, но вид у него был совсем не рабочий. Короче, недолго думая, Дэн и два парня закинули меня в эту машину вместо зеленого парня. Рулить то я умею, один из старших братьев научил, пока не переехал в Оклахому. Да и на руках у меня имелась лицензия позволяющая управлять автомобилем, что несколько облегчало мне жизнь.
Стоит ли сказать вам о том, что это была самая ужасная ночь в моей жизни. От этих полумёртвых, но полуживых людей блевать тянуло на каждом светофоре. Было всякое – у кого что – рука разрезана, нога раздавлена, оторваны пальцы, короче жуть полнейшая. Я конечно старался держаться и не обращать внимания на то, что происходит сзади и просто рулить, но такие вещи не уходят из памяти по щелчку пальца. Всю ночь мы метались на вызовы и только к половине восьмого утра они меня отпустили. Получив за свою подработку двадцатку, которую на стройке изредка мог получить за неделю, я проблевался прям в мусорный бак у больницы.
На следующий же день я узнал, что матушка умерла. Мне позвонил и сообщил об этом сам Дэн. Честно? Никаких эмоций я не испытал. В моей голове промелькнула лишь мысль типа «отмучилась». Да и мне стало дышаться как-то легче. В таких семьях как моя, место для скорби находится редко. Родители никогда не скорбят о девятом или десятом ребенке, который умер в младенчестве и зачем-то рожают еще. А дети не упиваются в слезах по родителям, которым они не особо то и нужны. Такие дети как мы обделены родительской любовью. Никто кроме нас самих не будет о нас заботиться, мы все растем на улице и сами по себе. Наверное, поэтому и я не слишком горевал о матери. Тогда Дэн и предложил мне поработать в ночные смены на неотложке. В моем случае отказываться от такого было просто нельзя и, даже не думая, я согласился. Деньги хорошие, да работа не очень уж и пыльная, рули себе и рули, думал я.
И вот, шесть месяцев работы позади, я получаю неплохую зарплату, а мне почему-то хочется сдохнуть. Не так, как те бедолаги, которых мы возим, а сдохнуть просто в один миг. Мы ж вроде как жизни спасаем, помогаем нуждающимся, а на душе с каждым разом все хуже. На самом деле все это слишком страшно. Первые 2 недели я был в ужасе от количества крови, жестокости некоторых ублюдков, жажды человеческой смерти и спокойствия врачей.
Этот случай был буквально полтора месяца назад. Я вроде как уже освоился и мог только сочувствовать бедолагам, все больше прибавляя газ.