Возвращаясь из бригады Бородулина, он зашел в штабной пакгауз. Миллиметровки ни у кого не нашлось. Выпросил у диспетчерши, словно примерзшей длинным озябшим носом к селектору, кусок белой бумаги, присел к ее столу и начал вычерчивать полоски. Один сантиметр — это десять миллиметров, еще один сантиметр — это еще десять миллиметров… Потом — вертикально и тоже через каждый сантиметр… Завтра он измерит ширину русла и установит масштаб чертежа. Профиль дна должен быть достаточно подробным…
Рано утром еще по темноте он уже был в вагоне-общежитии. Мороз выстудил помещение, при свете коптилки иней серебрился на металлическом каркасе двери. Рабочие кряхтели и ежились, выбираясь из-под одеял. Они одевались сразу во все теплое, а потом быстро по очереди ополаскивали руки и лица под умывальником на стене у двери.
Федора Васильевича, Петра и Дмитрия Бородулин послал с Павловским. Каждый из них взял по лому и лопате, а начальник участка — две длинные рейки, стальную ленту, скатанную в жесткий пружинистый диск, и с десяток тонких досочек-шелевок от разбитого вагона, они могут потребоваться в качестве вешек.
В темной синеве Павловский шел уверенно. Он еще вчера наметил удобный путь и сейчас лишний раз убедился, как важно быть предусмотрительным. Обогнули сброшенный с путей продырявленный осколками паровозный тендер, перебрались через снежный вал, огибавший очищенный путь, и оказались на улице поселка. Стены разрушенных домов в прямоугольниках пустых окон начинали робко показывать предрассветную зарю. Улица изгибалась, будто выискивая самый короткий путь к реке. Шли медленно. Это еще хорошо, что была, хотя и неукатанная, санная колея, по этой улице на быках луговского колхоза из реки возили воду в столовую и в служебный вагон комсостава. Полозья саней оставили узкий след, ногам не уместиться на полную ширину, зато шли без боязни оступиться или попасть в какую-либо занесенную снегом яму. Когда кончился поселок, дорога пошла под гору. В сумеречном рассвете между серых кустов бурьяна показалась человеческая фигура. Остановились, прислушались. Сначала донесся кашель, потом короткое бормотание:
— Цоб! Цоб! Цобе…
Когда всмотрелись, различили пару быков, запряженных в сани. Они шли в гору вслед за человеком, в котором Петр легко признал мать.
— Мама! — закричал он.
— Ой, никак, Петя… — всплеснула руками Дарья.
Она остановила быков, суетливо начала стаскивать с рук толстые от намерзшего льда варежки. Когда сняла, холодными припухшими на морозе руками прижала к своей груди голову Петра.
— Чего ж вчерась не пришел? Изгоревалась вся…
— Не волнуйся. Все нормально…
— Куда в такую рань? Да и без еды небось…
— Недалеко, не волнуйся. Реку обмерять…
— Ой, люди! Реку обмерять… Другого дела не нашли… Как же без еды?
— Обойдемся, это, кажется, не очень долго. Мост строить, поняла?
— Да обмеряйте что угодно, бог с вами. А как же с едой? Иль сюда принесут?
— Не-е… Сами придем.
Дарья взялась за налыгач. Когда Петр обогнул повозку и вышел на колею, догоняя ушедших под гору друзей, она перекрестила дорогу, и темноту, окутавшую невидимый след сына.
На реке было пустынно и жутко, словно в омуте. Берега кособочились снежными склонами, указать точно, где вода, а где суша, было невозможно. Резко возвышались две каменные опоры, по одной у каждого берега. В провале между ними из-подо льда и снега высовывались искореженные бомбами остатки фермы. Концы черных прогнувшихся блок, словно следили и за рекой, и за людьми. Вокруг опор кустились ивы и тоже будто охраняли мертвецкий покой разбитого моста.
Павловский промял след к ближней опоре. За ним, по-гусиному поднимая ноги и стараясь попасть в его вмятины, проследовали остальные. Он воткнул в снег рейки, досочки-шелевки, выкрутил предохранительный винт; стальная лента звенькнула и, распрямляясь, змеей прошипела по снегу.
Начальник участка прижал конец ленты к мерзлой каменной тверди, приказал Дмитрию:
— Возьми другой конец, натяни.
Тот отыскал пружинисто ускользающую ручку, отошел к середине реки.
— Та-ак, начнем, — наклонился Павловский над лентой. Но сколько он ни вглядывался, не увидел ни одного деления. Рассвет еще не охватил небо, было слишком темно, чтобы делать отсчеты. Однако время терять не хотелось. Он знал расстояние между зарубками на рейках, прикинул, — для начала можно использовать и эту возможность. Пробросил рейку от опоры один раз, второй и остановился.
— Тут, — указал он себе под ноги.
Федор Васильевич и Петр начали отбрасывать снег. Думали, выроют небольшой колодец до льда и начнут долбить. Но узенького колодца не получалось, снег постоянно осыпался и заваливал его. Пришлось расширять очищаемую площадь. Не сразу добрались до твердого панциря, а когда выкинули последнюю лопату сыпучей массы, удивились гладкой чистоте льда. Постояли, задумавшись о предвоенном времени, о катках на речках и озерах, о зимних каникулах.
— Начнем, чего ж теперь, — вздохнул Федор Васильевич, он первым поднял лом.