Один выстрел во время войны

Труднее всего доставалось Федору Васильевичу. Отсоединенные друг от друга рельсы, освобожденные от костылей, предстояло сорвать с места, подтащить к платформе, поднять и уложить на нее. Поднять и уложить — это, конечно, всей бригадой, а вот сорвать с места — только одному.

Лежит эта длинная проклятая железяка, посмотреть — толстая ниточка. Но вот из-за одного куска этой ниточки, самого первого, Федор Васильевич взмок. Вначале он поддел лом под конец рельса и так это легко дернул, думая, поддастся, куда деться этому обрывку нитки. Но оказалось — монолит! Федор Васильевич напрягся, почувствовал хруст в плечах, вот-вот, казалось, сдвинется с места этот рельс. Нет, не сдвинулся. И тогда понял — не простая эта штука.

Он взял кувалду и начал обстукивать. Когда прошел по всей длине, тогда снова попробовал ломом. Черта с два, ни с места! Вот и поднимай, вот и укладывай на платформу.

Уласов передохнул, рукавом телогрейки вытер пот с лица. И его осенило: подошва рельса, наверно, примерзла к подкладкам, подкладки — к шпалам, а те в свою очередь вмерзли в путевой балласт. Он притащил из дрезины тяжелый домкрат, отыскал более-менее просторный шпальный ящик, с большими потугами втиснул массивные лапы под рельсовую подошву. Масляно постукивал рычаг в руках Федора Васильевича, лапы медленно, будто нехотя, раздвигались, образуя темную щель. И вдруг послышался звук разрываемой мерзлоты.

— Ага-а… — радостно протянул Федор Васильевич.

Рельс вместе с подкладками был отодран от шпал. Но не ото всех. Несколько шпал, будто магнитом притянутые к металлу, приподнялись над земляным полотном. С ними Уласов управился легко: удары кувалдой — и готово, отлетели. Так, один рельс готов. По его длинному следу вдоль насыпи тянулась искристая в морозной россыпи полоса. Даже красивой казалась, будь она проклята…

— Подкладочки приготовили? — с затаенной мыслью спросила подошедшая Алевтина.

— Нет еще, — даже не поднял на нее взгляда Федор Васильевич.

— А костыли?

— Тоже не успели.

— А чего же я буду таскать на платформу?

— Рельсы.

Она поняла: разговор не состоится. Постояла, наклонив голову, вздохнула, тяжело пошла к дрезине.

Первую платформу нагружали долго, зато вторую и третью значительно быстрее. Дрезина стояла уже в отдалении от платформы. Теперь не подъехать ей к сахарному заводу… Насыпь железнодорожного полотна, оставшаяся без рельсов, казалась оголенной, безжизненной. Ненужными поперечинами лежали кое-где на ее поверхности сгнившие шпалы, больше не пригодные нести нагрузку, и теперь своими черными неуклюжими телами они будто перечеркивали и свою судьбу, и судьбу всей железнодорожной ветки.

Время уже давно перевалило за полдень, когда Бородулин скомандовал:

— Покурим пока на свежем воздухе — и по дрезинам.

У насыпи раздался звонкий собачий лай. Опять эта рыжая дворняжка… Рядом с ней стояла бабка, укутанная толстой шалью.

— Бобик, Бобик, — ласково позвал Петр.

Собака затихла, завиляла хвостом.

— Ай кого узнала? — наклонилась к собаке бабка.

Дворняжка осторожно подошла к Петру, обнюхала ноги, подняла черное пятнышко влажного носа. Вдруг шерсть на загривке встопорщилась, раздалось злое рычание.

— Гляди, укуся… — забеспокоилась бабка.

Не верилось Петру, что эта рыжая собачка может укусить. Она напомнила ему Шельму, которую в Луговом увезли в поле охранять бригадный стан. Он наклонился, протянул к собаке руку. Дворняжка гавкнула еще несколько раз, озадаченно посмотрела на парня. Шаг, еще шаг, обнюхала руку и… начала ее лизать.

— Ай да молодец! — крикнул Тимофей, стоявший у дрезины. Было непонятно, кого он хвалил, — собаку за ласку или Петра за храбрость?

А Петру не хотелось уезжать…

Он уже направился к дрезине, когда случайно услышал слова Дмитрия:

— Бабуля, ночевать пустишь?

— А чего ж не пустить… Весь дом порожний.

— Пусти их, Миронна, они хорошие ребята! — выглянула из дрезины Алевтина. — Нам нельзя, нам надо быть вместе, такой порядок, а этим ребятам можно, их только двое…

Дмитрий взглянул на Петра.

— Упрекать никто не будет, хоть в вагоне без нас десять раз подряд угару наглотаются… Бригадир! В самом деле, можно нам? Завтра все равно сюда приезжать… А мы уж постараемся тут, поработаем до вашего приезда.

Бородулин задумался.

— Непорядок… А если срочно потребуются на узле рабочие руки?.. Как думаешь, Федор?

— Пусть ночуют… Это почти как дома… Всего одна ночь…

— Ну, ладно. Слышишь, Миронна, только покорми их, а то весь день на голодуху. Завтра кое-что прихватим с собой.

— Да уж чего-нибудь соберу, — проговорила бабка и медленно пошла по тропе к своему огороду.

— Спасибо, бригадир, — приветливо махнул рукой Дмитрий, — завтра будем как часы.

— Ладно, — отозвался Бородулин и начал подниматься по лестнице.

Обе дрезины и платформы почти одновременно тронулись с места. Их стук долго доносился по рельсовым струнам. Скрылись они в заиндевелом коридоре из ив, а с конца оборванной на земляном полотне стальной колеи все еще срывались жалобно позванивающие звуки убегающих колес.