Один в поле воин

Головин сел и слегка покачался, проверяя надёжность конструкции.

– Ничего вроде, – сказал он.

– Так вот, я тебе уже говорил, что тут, на станции, свой особенный климат и мысленные образы держатся намного дольше, чем в других местах. И станция или какой-то её управляющий центр реагирует на эти образы. И в конце концов, формирует эти образы в привычном для тебя виде.

– Погоди, то есть ты все эти вещи… Придумал, что ли? И они сразу появились?

Головин ещё покачался на кровати, а потом провёл ладонью по поверхности матраса. Ощущения были очень реалистичными.

– Я знаю, о чём ты думаешь, и за эти два года сам многое передумал, пересмотрел, много раз переанализировал. Всё началось с того, что, оказавшись во внешнем контуре, я стал законной мишенью для оптимизаторов.

– Так их много, что ли?

– Их столько, сколько нужно станции, чтобы они выполняли свои функции. Поскольку я активно убегал от этой машины, и он даже пару раз успевал стрелять в меня гарпуном, но, к счастью, неточно, вскоре появилось ещё несколько загонщиков. С ними я продержался ещё дня три, хотя я был в таком состоянии, что времени уже не различал. Спал урывками. А всё остальное время прислушивался и убегал. Как всё это вынес – непонятно. Однако, в конце концов, они загнали меня в такое место, откуда уже было не уйти. Я прижался спиной к стене, закрыл лицо руками и подумал со всей силы своего отчаянного положения – вот бы оказаться сейчас за этой стеной. И в следующее мгновение я очутился здесь, в технологической зоне. Это я её так называю.

– Обалдеть просто, – произнёс Головин, – то есть ты и меня выдернул таким же образом? Ведь там не было никакой двери.

– Ну, в некотором роде. Однако во многих местах имеются участки, некогда бывшие переходами. Например, все ниши прежде были переходами. В таких местах провернуть то, что я сделал, значительно проще.

– А кто эти переходы потом переделывал? Это ремонт, что ли, делали? Реконструкцию?

– Я не знаю. Станция тут давно. Может, сотни, а может, и больше лет.

– Значит, если я себе придумаю, например обед из ресторана, он может появиться?

– Нет. Но ты можешь придумать быть сытым, – сказал Вилли и улыбнулся, предугадывая реакцию Головина.

– То есть мне не нужна еда? Я могу быть сытым, и всё? А это не вредно?

– Я живу так два годы. В отличие от твоего случая, у меня не было никаких припасов, всё было уничтожено в знакомой тебе камере грубой переработки.

– В лифте?

– Да. Уже избавившись от преследователей-оптимизаторов, я обнаружил, что здесь совсем ничего нет, кроме подходящей дыхательной смеси, которая, между прочим, тоже не сразу сделалась такой. Поначалу тут жутко воняло и было много аммиака. Но пока я убегал от преследователей, мечтая в том числе и о том, чтобы отдышаться, станция подогнала параметры воздушной смеси под мои запросы.

– А до это здесь как обходились? Кто-то же был здесь до тебя?

– Я не знаю, кто здесь был, но, возможно, та атмосфера, которая мне казалась ужасной, для них была в самый раз.

– Хотел бы я знать, кто её построил и зачем?

– Кое-какие соображения имеются, но об этом позже, – сказал Билл, садясь на жёлтый садовый стул, – так вот, я был почти на издыхании от голода. В голове мутилось, в желудке сосало, и я временами почти отключался, ярко представляя себе разные блюда. Яркие, наперчённые, горячие и холодные. Мясо на углях, ботильоны, устрицы в арахисовом желе! Одним словом…

– Постой, да я и половины этих названий не слышал. Где ты всё это пробовал? Или это были лишь глюки?

– Э-э… – Билли слегка сбился с волны повествования. – Давай об этом также чуть позже. Так вот, мои видения желанной еды были настолько яркими, что, в конце концов, я стал испытывать чувство насыщения после таких видений. И что ни день, то всё более осязаемое, материальное насыщение, если тебе это о чём-то говорит.

– Да, говорит. Однажды я всего один лишь раз попробовал шидоммарин – Фредди уговорил. Так более материального глюка я не испытал за всё время учёбы. А это, поверь мне, аргумент.

– Но это было не видение, это надолго стало моей ежедневной практикой. К тому же после такого рода питания происходит также и процесс отправлений естественных нужд.

– Вот как?

– Представь себе. Потом я стал дальше работать в этом направлении и научился не только насыщаться, но и создавать образы каких-то необходимых мне вещей.

– То есть ты сейчас можешь ещё одну кровать сделать?

– Видишь ли, – произнёс Вилли и, почесав бороду, положил ногу на ногу, – всё не так просто. Система сопротивляется, ей не хочется тратить ресурсы на всякую непонятную ей фигню. Поэтому ты создаёшь какой-то образ, надеясь получить его в реальности, а она его разрушает как ненужный, паразитный проект. И только твоё упрямство, в конце концов, заставляет её подчиниться – осознать, что наличие вот этого, например жёлтого стула, является необходимостью.

– То есть ты должен думать это каждый день?

– И каждый день, и каждый час.