Один шаг

Увидев перед собой безоружного, болезненного на вид человека, Игнат рассвирепел.

– Это что еще за тварь дохлая?! – Он исподлобья, по-бычьи посмотрел на парторга. – Тож ухажор?

Глаша медленно отняла от лица руки.

– А твое какое дело? – Тяжело дыша, она сделала шаг навстречу мужу, и тот неожиданно отступил, попятился. – Я у тебя спрашивала, где ты пропадал шесть годов, с кем крутил?

– Мужнин грех за порогом остается, а жена все домой несет, – покачала головой Покладчиха, но Глаша не услышала ее.

– Без слова приняла... Живи, работай...

– Вот и плохо, Агафья Степановна, что без слова, – перебил Клищенко. – Хотя, видать, и простила ты мужу, а спросить все ж следовало: «...Где был, чем занимался это время...»

– Ишь, советчик нашелся... Да ты кто такой есть, интересуюсь? – перешел в наступление Игнат.

– Парторг это, Клищенко, – угодливо шепнула Покладчиха.

– Федор Агеевич, – добавил Пестун, с пьяным интересом рассматривая парторга.

– А-а. Так сказать, партейное руководство, – насмешливо протянул Игнат. – Наставник! Народная совесть!.. Ну, ну, наставляй, вправляй мозги! – распаляясь больше и больше, он теперь обрушивал всю злобу на Клищенку. – Допрашивай! Имя! Отчество! Фамилие! Год рождения! Откуда заявился!

– Положим, откуда вы заявились, известно, – перебил Игната Клищенко.

– На арапа, парторг, берешь! Не выйдет!

– Письмо в партбюро пришло из Минусинского района... Может, слышали такой? – Федор Агеевич в упор посмотрел на Игната.

Игнат грохнул кулаком по столу.

– И тут нашли, сволочи!.. Ну и что? – Он выкрикивал, срывая голос. – Ну и получил четыре года! Ну и отсидел! Ну и выпустили досрочно! Так что ж мне, опосля дальнейшей жизни не будет?!

– Как раз о вашей дальнейшей жизни идет речь в письме... Начальник тюрьмы...

– Знаю... Гадина продажная!

– ...начальник тюрьмы просит помочь вам трудоустроиться. Наладить разрушенную семейную жизнь... Правда, в письме вашей женой названа другая женщина – Галина Петровна Северцева.

Игнат смолчал.

Пока шла эта словесная перепалка, Глаша, как приговоренная, смотрела в землю. Все прислушивалась, все ждала она, что вот перебьет Игнат парторга, вот крикнет во весь свой зычный голос: «Брехня!», «Ни одного слова правды в этом письме нема!» Но Игнат лишь копил злость и не делал никакой попытки оправдаться.

– Так как же так, Игнат? – подняла на него глаза Глаша. Все было в ее взгляде – страх, испуг, боль, затаенная надежда. – Как же так, Игнат?

– А вот так! Как слышишь! – скривил рот Игнат. – Наверно, в письмеце и про это отписано.

– Нет, про это не отписано. Даже не сказано, где вы обзавелись второй семьей.

– И на том спасибочки... – Игнат, ломаясь, расшаркался перед парторгом.

– Напрасно кривляетесь, Заруба. Письмо как раз теплое, проникнутое заботой о человеке...

– Да на черта мне эта ваша слюнтявая забота! – Игнат зло сплюнул. – Мне рублики надобны, да чтоб побольше... Пониме? – Для убедительности он потер пальцем о пальцы.

– Вот и устраивайтесь. Работа найдется.

Игнат деланно расхохотался. – В личные шоферы к партейному вождю? На «Волгу»?

– Нет, Заруба, на самосвал. И возить не парторга, а доски, – Клищенко выделил это слово, – кирпич, зерно, картошку, навоз...

– Буде! – прервал его Игнат. – Поговорили трошки и хватит. Нечего мне тут шарики вкручивать!.. Я, может, отдыхнуть желаю. С законной женой с глазу на глаз потолковать. – Он многозначительно подбросил собственный кулак, словно гирю.

– А вот это и не позволим! – повысил голос Клищенко.

– Глашка меня ударила, теперь муж ее бить будет... Порядок! – с удовлетворением сказал Пестун. – И я буду... – Он попытался встать, но не сумел и снова плюхнулся на скамейку.

– Жену не бить и милу не быть, – с кроткой улыбкой вздохнула Покладчиха.

Клищенко возмутился:

– Помолчали б лучше!

– Постой, Агеевич. – Глаша не заметила, как назвала парторга на «ты». – Дай мне слово держать... Никакая я тебе, Игнат, не жена больше. Перед всем народом кажу – не жена. – Глаша с трудом выговаривала эти трудные, мучительные слова. – Нехай уходит, видеть его не хочу. Человека ждала, мужа, батьку для Наташки... А кто явился? Зверь! Не надо мне зверя в дому... Уходи!

– Ясно! – Игнат нервно провел рукой по подбородку. – Гонишь, значит? От родной дочки отрываешь?

– Да не хочу я с арестантом. – Наташка вцепилась в руку матери. – Будем без него жить, как жили!

– Ясно! – повторил Игнат, от злости не находя других слов.

– А все учитель – греховодник, – притворно вздохнула Покладчиха. – Да сама Агафья Степановна, сказать по правде, тоже не без вины. – Она повернулась к парторгу. – Вот я женщина беспартийная, верующая, а все-таки правду тебе хочу в глаза сказать. Неладно получается, Федор Агеевич! Заявленийце у тебя лежит про Глашку. Разобрать давно пора. А ты под сукно прячешь, покрываешь распутницу... Прости ей, господи, прегрешения вольные и невольные...

– А это, между прочим, не ваше дело, – сухо ответил Клищенко.

– Как же это так – не наше? – Вымеобразная физиономия Покладчихи выразила крайнее удивление. – Не к лицу это тебе, не к лицу...