Один шаг

Он был весел, смотрел открыто, и Степановна тоже заулыбалась. Может быть, все вчерашнее ей приснилось, может, все это – про хату, про отъезд – Игнат сболтнул просто так, спьяна?

Он, и верно, ничем не напомнил о ночном разговоре. Глаша полила ему умыться, хотела сготовить завтрак, но Игнат затребовал одного рассола и долго пил его из литровой кружки, постреливая глазами на жену.

Глаше стало весело.

– На ферму бегу, как бы не спозниться...

– Ну, ну, беги, – покровительственно разрешил Игнат, – вкалывай! А я в город поеду. Дело есть.

Он полюбовался собой в зеркале, поправил кепку и расстегнул ворот рубахи.

– Как, ничего у тебя муж?

– Да уж красив, ладен, что и говорить, – улыбнулась Глаша.

– То-то ж!

Игнат больно шлепнул жену пониже спины и, насвистывая, направился к выходу.

– Когда воротишься, Игнату?

– Как управлюсь... Говорю, дела есть... А ты жди. Каждую минуту муж законный явиться может. Учти!

8

К вечеру Игнат не вернулся. Глаша беспокоилась, будто ненароком спрашивала у подружек на ферме, не попадался ли он им на глаза, но подружки только хихикали, мол, не успел на часок отлучиться мужик, а баба уже заохала, заревновала.

Дед Панкрат вообще сморозил чепуху, сказал, что снова бросил ее Игнат, погнался за юбкой или за длинным рублем... А Наташка даже обрадовалась, что нет отца. Прибежала к матери на ферму и начала ласкаться; давненько не примечала за ней такого Глаша.

– Ты с папкой поприветней будь, Наташенька, не чужой он тебе человек, отец...

– Вот еще! – совсем как мать, дернула плечом Наташка. – Что это за отец, который по шесть лет дома не бывает!

– А все ж таки пришел, пристал к берегу, – улыбнулась Глаша.

К девяти часам ей следовало быть у Васи. Урока она, конечно, не выучила («До уроков ли тут!»), вчера опять же прогуляла, а сегодня и вовсе не знала, что делать. Упаси бог, приметит Игнат, беды не оберешься.

Все-таки она рискнула и, спровадив с фермы Наташку, побежала к школе.

– На минутку я к тебе, Вася. – Степановна даже не поздоровалась. – Небось, чув, что у меня в дому?

На лице Василия Дмитрича появилась слабая улыбка.

– Как же, как же... Слухом земля полнится, не то, что Березовка... Поздравляю тебя, Глаша.

Степановна насупилась.

– Рано поздравлять еще...

– Вот как? – Василий Дмитрич удивленно посмотрел ей в лицо. – Что-нибудь случилось? Неприятность?.. Садись, рассказывай.

– Неколи рассаживаться, Вася.

Стоя напротив Василия Дмитрича, она впопыхах, наспех рассказала о том, что произошло вчера вечером.

– Муторно у меня тут, Вася. – Глаша прижала руку к груди. – И как быть – ума не приложу.

Василий Дмитрич помолчал.

– Плохой я в личных делах советчик, Глаша. Особенно, если речь идет о тебе. Только мне так кажется: бросать любимую работу никак нельзя! Уедешь – совесть тебя замучит, вот помяни мое слово.

Глаша вздохнула.

– И я ж так... А с другого боку посмотришь, может, и в той стороне, куда подадимся, тож стоящее дело найдется... Как ты, Вася?

– Возможно... даже наверняка. – Василий Дмитрич задумался. – Но если рассуждать по- твоему, то и мне можно спокойно бросить школу и уехать, ну, скажем, в Закавказье. Там и мандарины растут, да и работа, конечно, найдется... И Федору Агеевичу было б неплохо сменить климат. И наши школьные выпускники тоже не прочь бы разлететься по всей стране. – Василий Дмитрич посмотрел Степановне в глаза. – А как же тогда здесь, в Березовке, Глаша? Что станет с нашим селом, с колхозом, если все вот так снимутся с места, сбегут попросту?.. Я понимаю, если б ехала ты на целину, на большую стройку... А то куда? За «рябчиками»!

– Значит, думаешь, не поддаваться? – Степановна подняла на него усталые глаза.

– Конечно, Глаша! – Василий Дмитрич оживился. – Стой на своем! Ты же крепкая, умная... Попробуй переубедить Игната...

– Его переубедишь... – горько усмехнулась Глаша.

– Ты да не сможешь! – уже почти весело бросил Василий Дмитрич.

– Не тот стал Игнат, Вася...

– Занятий ни в коем случае не оставляй. Экзамен надо сдать на отлично...

– Не до экзаменов теперь! – Степановна безнадежно махнула рукой. – Я и забежала к тебе сказать, что, наверно, не приду больше. Что б не ждал... Может, сама как-нибудь перебьюсь.

Василий Дмитрич помрачнел.

– Поступай, Глаша, как считаешь нужным. Но... Такая хорошая мечта у тебя была, и вдруг все одним ударом... Жалко, очень жалко.

– Ты меня не жалей, – усмехнулась Степановна. – Не люблю, когда меня мужики жалеют.

Возвращалась она почти бегом, не разбирая дороги, лишь бы скорей попасть домой. Вдруг воротился Игнат да спросит, где пропадала до такой поры? Что ответишь?.. Потом пришли в голову другие трудные думы. Прав Вася, зачем ехать? Куда? И деда в приют подкинуть... Кошка уйдет из дома, и то жалко, а тут не кошка – дед!

За этими мыслями Глаша не заметила, как выросла на ее пути Покладчиха.

– Здравствуй, Агафья Степановна, – прогнусавила она, растягивая слова. – А я гляжу с бугра – из учительской кватеры выходишь, ну и подождала, чтоб иттить вместе.

Глаша почувствовала, как от страха и ненависти у нее захолонуло сердце.