Один неверный шаг

Уин протянул руку и выключил радио. Движение на улице почти отсутствовало. Исправно гудел кондиционер, но, если не считать этого, установившаяся в салоне тишина с каждой минутой становилась все более тягостной. Наконец через пару минут Уин нарушил молчание:

— Ты влюбился в нее, не так ли?

Вопрос настолько поразил Майрона, что он приоткрыл рот. Уин никогда не задавал подобных вопросов. Наоборот, прилагал максимум усилий, чтобы избежать разговоров на эти темы. Майрон даже пришел к выводу, что объяснять Уину сокровенные движения человеческой души все равно что рассказывать о тонкостях джазовых композиций раскладному стулу для отдыха на природе.

— Может, и влюбился, — ответил Майрон.

— И это влияет на твои способности к рациональному мышлению, — наставительно сказал Уин. — Как известно, эмоции способны воздействовать на прагматизм и даже подавлять его.

— Постараюсь этого не допустить.

— Притворись на минуту, что не влюбился. Стал бы ты тогда заниматься всем этим?

— Это имеет значение?

Уин кивнул. Он понимал его лучше, чем другие. И уж конечно, понимал, что гипотетические предположения не имеют ничего общего с реальностью.

— Ладно, оставим это, — сказал он. — Лучше расскажи, что знаешь о стипендиях Брэнды, а я подумаю, что тут можно сделать…

Потом они снова надолго замолчали. Уин, как всегда, казался совершенно расслабленным и в то же время готовым к любому отчаянному предприятию.

— Между непреклонностью и глупостью очень тонкая граница, — через некоторое время произнес он. — Попытайся остаться на правильной стороне.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Движение во второй половине воскресного дня продолжало оставаться редким. Так что Линкольн-туннель они пролетели, что называется, с ветерком. Уин развлекался с кнопками недавно приобретенного Майроном CD-плейера, нажимая то на одну, то на другую, и остановился на современной обработке американской рок-классики семидесятых. Сначала они прослушали песню «Ночью Чикаго вымирает», а затем рок-балладу «В Джорджии один за другим гаснут огни в ночи», из содержания которых Майрон узнал, что в семидесятые годы гулять по ночам было очень опасно. Потом рок-композиции сменила сквозная тема к песням из фильма «Билли Джек». Помните фильм «Билли Джек»? Уин помнил. Возможно, даже слишком хорошо.

Последним номером шла классическая сентиментальная баллада семидесятых «Шеннон». Лирическая героиня Шеннон умерла в самом начале баллады, после чего исполнители высокими подвывающими голосами сообщили слушателям, что тело бедняжки унесло течением в открытое море. Эта песня всегда трогала Майрона до слез. У матери Шеннон до конца жизни кровоточило разбитое сердце, а отец здорово сдал, и на его лице навсегда застыло скорбное выражение. Короче говоря, после смерти Шеннон все на свете изменилось в худшую сторону.

— А ты знаешь, что Шеннон — это собака? — вдруг спросил Уин.

— Шутишь?

Уин покачал головой.

— Если как следует вслушаться в текст, это становится понятно.

— Сколько я ни вслушивался, понял только то, что она умерла и ее тело унесло в открытое море.

— А дальше, между прочим, следует пассаж, где автор выражает надежду, что ее трупик прибьет к маленькому необитаемому острову с большим раскидистым деревом.

— Раскидистым деревом? — переспросил Майрон.

Вместо ответа Уин пропел:

— Таким же, какое растет у нас на заднем дворе…

— Строфа о дереве отнюдь не свидетельствует о том, что речь идет о собаке, Уин. Может, Шеннон любила сидеть в тени под деревом? Или у нее там висел гамак?

— Возможно, — сказал Уин. — Но в песне есть еще одно указание на то, что это была собака. Правда, неясно выраженное. Я бы сказал, намеком.

— И что же это такое?

— Подвывающие по-собачьи голоса исполнителей.

Таков Уин, и с этим уже ничего не поделаешь.

— Тебя высадить где-нибудь в городе? — спросил Майрон.

Уин покачал головой.

— Мне предстоит прорва бумажной работы, — сказал он. — В этой связи я бы хотел запереться на ключ и укрыться на время от всех своих знакомых.

Майрон не стал с ним спорить.

— У тебя оружие есть? — поинтересовался Уин.

— Есть.

— Еще требуется?

— Нет.

Они припарковались на парковке Кинней и вместе сели в лифт. В высотном здании сегодня стояла непривычная тишина: муравьи покинули муравейник. Эффект был зловещий. Складывалось впечатление, что приятели оказались среди декораций фантастического фильма, повествовавшего о конце света. Всюду пусто и призрачно. Легкое поскрипывание лифта отдавалось в застывшем воздухе, как эхо громовых раскатов.