Одержимый ею

 Только жить я в этом городе не останусь. По-хорошему, надо уехать. Уехать в те края, где никто не знаком с товарищем по имени Валерий Пахомов! Женюсь на Инге, и увезу чету Пахомовых в безопасные места. Только вот, чем заниматься в освободившееся время на старости-то лет? Старичок Пахом, вот умора — респектабельный, уважаемый гражданин. Уссаться можно! Ну, во-первых, получу диплом заочно, попробую выбить себе степень, чтобы Инга могла мной гордиться! Чем не план, Пахомыч?

Вот бы у нас родился ребеночек! Эх, у меня никогда не было детей, естественно. Даже племянников — Темка слишком баклан, чтобы привлечь хорошую девушку. Ингу он обрабатывал ее для своих целей. Лучше бы нашел бабу, женился да детишек наплодил. Хоть какой-то смысл в жизни, а не папины деньги за игорным столом проматывать!

 Блядь, а как же Темкка, если мы уедем? Пропадет же, баклан…

У меня щемит сердце и сладко ноет в солнечном сплетении, когда представляю нашу жизнь с Ингой: как мы ходим за покупками, растим нашего малыша, она оладушки мне печет — приворожила она меня этими оладушками…

… Едва только проснувшись, Инга вскакивает и начинает метаться, собираясь. Не понимаю я этих женщин. Открытие выставки — в шесть вечера. Зачем же заранее выносить мозг себе и окружающим?

Но Инга мельтешит, паникует и драконит меня одним своим видом — бегать в трусиках и лифчике перед мужиком, который голоден до неё — опасно. Приходится ловить и показывать насколько…

После оргазма она притихает, успокаивается и позволяет мне насладиться ощущением её гибкого тонкого тела в объятиях.

Потом приезжает модельер, и моя девочка упархивает наводить окончательный марафет.

В общем, без десяти шесть нервничаю уже я, разгуливая по гостиной. Да что там можно делать? Столько времени было!

И вот она окликает меня, я оборачиваюсь и замираю…По лестнице ко мне шествует юная богиня.

Инга сейчас так хороша, что я понимаю — поторопился, когда выбрал ей это платье. Такую прелесть не то, что в люди выводить, из дома во двор выпускать нельзя!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В паранджу и под замок!

Только моя!

Чудовище внутри рвёт цепи, ревёт и беснуется. Требует остаться дома и продолжить то, чем занимались днём.

Но я обещал Инге, а значит, выдержу эту пытку.

А ещё мне страстно хочется нарисовать её. Такую вот. Охренительную. Лучшую на земле.

Но Инга подхватывает свою пародию на сумочку, больше похожую на немного увеличенный кошелек, и тянет меня на выход.

Меня потряхивает, как старшеклассника перед выпускным. У меня не было выпускного. Но сейчас я представляю, что это он, и я иду на него с первой красавицей школы.

Инга бросает на меня лукавые взгляды, вполне осознавая, как хороша. И закусывает губку. А вот это она зря…

Как только оказываемся в машине — впиваюсь в её губы. Она задыхается, льнёт ко мне…подливает масла в огонь…

Отстраняюсь и, удерживая её голову, шепчу:

—  Будешь дальше так себя вести — останемся дома! У меня есть мысли на этот вечер поинтереснее твоей выставки.

А она лишь невинно хлопает ресницами, шалунья.

Ох, и дохлопается кто-то!

Открытие Инга проводит идеально. Я заслушиваюсь её плавной речью, любуюсь тем, как чётко она переключает слайды и даёт пояснения к ним. Горжусь своей девочкой! Пусть она не разбирается в этих грёбанных импрессионистах, чувствуется, что диплом получила не зря.

После презентации из лекционного зала мы перемещаемся в выставочный. И Инга, на правах хозяйки вечера, встречает всех прибывших, отвечает на вопросы, ослепительно улыбается.

 А я, как дурак, стою рядом с самой роскошной женщиной на этом вечере и метаю убийственные взгляды вокруг. Я готов превратиться в Зевса и швырять молнии в самцов, которые беспардонно облизывают похотливыми взглядами мою женщину.

 Зачем она так вырядилась? Этого она хотела – чтобы толпа орангутангов потом дрочили, вспоминая ее?

Пахом, окстись! Ты сам купил ей это платье!

Но член уже дымиться, требуя сиюминутного вторжения в Ингу.

 Я оглядываю зал, судорожно ища подсобку или любой укромный закуток.

Иначе я сейчас при всех нагну эту прелестницу и взыщу по полной!

Но едва замечаю нужную дверку, явно ведущую в какое-то хранилище, как  лысеющий толстяк в дорогом итальянском костюме, сально блестя глазенками меж пухлых щек, семенит к моей Инге с похотливой улыбочкой.

— Инга Юрьевна, богиня! Я счастлив, что именно вы уделили ваше драгоценнейшее внимание моей коллекции! —  он нахально целует Инге ладонь, едва не облизывая ее, презрительно мазнув по мне взглядом.

Ну, да, я не облачен в брендовые иностранные шмотки, ибо предпочитаю не кормить итальянскую мафию, я патриот российского бандитизма, зато, в отличие от него, у меня брендовое тело, что стоит куда дороже и труднее купить.

Но за этот хуевый жадный блеск свинячьих глазок я бы тебе, боров, гнилую тыкву бы проломил, уебок конченный!

 Инга тоже хороша! Лыбится ему, словно ей приятно его слюнявое касание. Может, она еще и ноги перед ним раздвинет?