Одержимый ею

 Что этот засранец опять удумал? Да и вообще, как смеет он третировать посторонних? Инга ему никто, а он ее до слез доводит, скотина!

Конечно же, Тема заметил, что Инги в его комнате нет. Вот и сорвал на бедной свою неуемную и незаконную в общем-то злобу, довел до слез девочку ни за что.

Врываюсь к ублюдку, рычу:

— Что ты себе позвляешь?

Он фыркает:

— А ты? Уже добрался до мякоти, подмял, да? — шипит он зло.

— А тебе какое дело, подонка кусок? Она тебе не жена! — зло и холодно чеканю я.

 — Тебе тоже, — ухмыляется он. — И никогда не будет. Поэтому лучше уступи её мне. Мы в этот раз официально поженимся, а ты трахай сколько влезет. Она всё равно не в моём вкусе. Ну, давай, соглашайся, я же тебе помочь хочу.

— Обойдёмся без твоей помощи, — отрезаю я.

— Предпочтёшь, чтобы Ингу ославили шлюхой и твоей подстилкой. Давай, вперёд. Когда это дойдёт до её родителей — не жалуйся.

— Мы разберёмся, — выскакиваю прочь, хряпаю дверью.

Беситься я могу сколько угодно, но в одном Тёмыч прав — что-то решать со статусом Инги надо как можно скорее. Пока наша связь не ударила по ней…

Глава 14

ИНГА

Я жарю оладушки для любимого мужчины и размышляю о случившемся…

Мой Валерий — настоящий ураган в постели. Впрочем, не только в постели, но и под душем, и на столе в кабинете…

Вспоминаю о том, что случилось в эти два дня — и щёки заливает пунцовый румянец.

А какое пробуждение он устроил мне сегодня утром!

И теперь я хочу, чтобы каждая моя ночь и каждое моё утро начинались и заканчивались им. Чего уж лукавить хотя бы перед собой — я хочу быть не просто его любовницей, но и его женой. Родить ему детей, создавать уют, окружать заботой… Просыпаться от его ласк… Печь ему оладушки в конце концов.

Более того — я понимаю, что не с ним всё это невозможно. Никакому другому мужчине никогда не позволю прикоснуться ко мне. Лучше умру. А значит, такие простые радости как счастье материнства и семья мне не светят.

Когда я ухаживала за ним, избитым спецназовцами, Валерий ясно дал понять — никаких «нас» не существует.

У наших отношений нет будущего.

И думать иначе, на что-то надеяться — мучить любимого, который не сможет дать мне то, чего я так желаю.

Поэтому мечты надо давить в корне и жить одним днём, здесь и сейчас.

А завтра…

Завтра у нас не будет. А, может, не будет и нас самих. Не зря же Валерий сказал, что враги пока что только затаились. И что ударят обязательно, выбрав момент наибольшей слабости и уязвимости.

Тяжело вздыхаю.

Клавдия Свиридовна смотрит на меня с сочувствием.

— Эх, деточка, — произносит она, — я бы могла сказать, что рада за вас с Валеркой, потому что такая любовь, как у вас, — она ловко переворачивает румяный стейк, — редкость в нашей жизни. Вы же когда вместе — светитесь, как две лампочки. Только вот не радостно мне, детка, а тревожно. И за тебя, и за него. Не та атмосфера в этом доме, чтобы любви цвести. Скорее, она здесь чахнет…

Давлю слёзы. Нет, плакать не буду. Это тоже нечестно по отношению к Валере. Если увидит мои слёзы — почувствует себя виноватым. А вина разрушает и делает слабым. Больше никогда не позволю ему чувствовать вину. Мне хватит тех ужаса и отчаяния, которыми фонило от него тогда в библиотеке.

Решительно дожариваю оладушки и принимаюсь за салат.

К стейкам Клавдия Свиридовна меня не подпускает. К ним, говорит, нужен особый подход.

Зато по салатам — я непревзойдённый мастер.

Нарядно сервирую поднос и несу в кабинет, где трудится мой любимый зануда. Ставлю поднос на стол, и тут же оказываюсь в кольце сильных рук.

Меня усаживают на колени.

— Сокровище ты моё! — говорит Валерий, и я тону в его сияющем взгляде. Клавдия Свиридовна права — такая любовь, как та, в которой купают меня, в наши дни —  музейная редкость. —  А сама? —  интересуется он.

Мотаю головой:

—  Уже перекусила на кухне.

Получаю лёгкий удар по попе.

 — Ай! За что?! — возмущаюсь.

— В следующий раз давай кушать вместе.

Согласно киваю: неизвестно сколько осталось у нас этих «вместе»…

… Дальше мой день просто мчится со скоростью поезда.

Приезжает модельер с платьем. Платье великолепно. Я даже думать не хочу о ценнике. Раз мой мужчина решил подарить мне такой наряд — я его приму.

Модельер, одетый, как попугай, — на нём малиновая футболка со стразами, кислотно-зелёный спортивный костюм с подкатанными холошами, кроссовки на громадной «тракторной» подошве, тоже малиновые и со стразами, — оглядывает меня как-то слишком скептически.

— У вас нетипичная фигура, — выговаривает он, наконец, противно растягивая гласные. — «Скрипки», «песочные часы» сейчас не в моде.

О да, фыркаю про себя, у вас всегда в моде одна фигура — швабра.

Развожу руками, произношу с притворной грустью:

— Сама страдаю. Одежду шьют или сорокового или сорок второго размера. А у меня, скорее, сорок первый.

— Нет! — фыркает модельер. — Нет-нет и нет. Проблема не в этом. У вас грудь и задница, мадам.

Боги! Это существо не знает, что у женщин бывает грудь и задница? А, ну да, судя по его внешнему виду и манере поведения, он больше по мужчинам.