Одержимый

Слуга ничего не ответил. Анаис прошла на цыпочках в глубь комнаты и выглянула из-за высокой пальмы в горшке, стоявшей на углу ванной. Перед Анаис предстало то, что она назвала бы шатровым залом – экзотическое пространство, затянутое покрывалами и платками, игравшими роль занавесок. С потолка на тяжелых цепях свисали марокканские фонари, а пол перед шелковым диваном, достойным султана, был покрыт шелковыми шарфами и подушками с кисточками. В центре дивана, откинувшись на спинку и подогнув одно колено, полулежал Линдсей. Слева от него, на столе, находился серебряный поднос, на котором лежали лакированная коробка и трубка. От стоявшей неподалеку рельефной медной лампы поднимался, причудливо клубясь, дым.

Анаис должен был возмутить и оттолкнуть тот факт, что здесь, в своем тайном прибежище, Линдсей курил опиум. Это была мерзкая, дурная субстанция, превращавшая благопристойных мужчин в грешников. Но отвращение затерялось в самых дальних закоулках сознания. Все, о чем могла думать Анаис, – это таинственность, декадентская томность, окружавшая ее.

Представшая перед Анаис живая, красочная картина была праздником для ее души. Сейчас она чувствовала себя так, словно на самом деле находилась далеко-далеко, в Константинополе или Марокко, бродя по шумным крытым базарам.

Все вокруг было таким чувственным, а особенно Линдсей, который небрежно развалился на диване, одетый лишь в черные брюки и распахнутую белую рубашку… Его голова откинулась назад, губы приоткрылись, выпуская в воздух облако дыма. Он был истинным воплощением мечтательного курильщика, и его облик, такой прекрасный и обольстительный, неудержимо манил Анаис.

– Почему бы тебе не отправиться спать? – медленно, растягивая слова, произнес Линдсей. Он совсем запрокинул голову и закрыл глаза. – Я не собираюсь ложиться еще какое-то время.

Камердинер ничего не ответил, но послушно пересек комнату и выскользнул через другую дверь. Линдсей поднял голову, переместившись так, чтобы лечь на бок, и потянулся к трубке. Разделенные танцующими парами дыма, их взгляды соприкоснулись…

– Что-то ты рановато, – произнес Линдсей, снова откидываясь на спинку дивана. – Обычно мне требуется больше времени, чтобы увидеть тебя так четко.

Неслышно ступая по холодным керамическим плиткам, Анаис направилась к шатровому куполу, под которым расположился Линдсей. Его глаза, отливавшие сейчас другим оттенком зеленого, с глубокой примесью нефрита, ярко горели сквозь пелену дыма. Они, казалось, танцевали, жадно бродя по ее телу.

Анаис не смела произнести ни слова, боясь нарушить окутавшее их мистическое очарование.

– Я часто пытался представить тебя в этих пеньюаре и халате. Знаешь, я купил их в прошлом году. Модистка создала их по моему заказу. Я собирался преподнести эти наряды тебе в качестве свадебного подарка. Возможно, именно поэтому я никак не мог вообразить тебя в этом. Не мог заставить себя думать о том, что у нас с тобой никогда не будет первой брачной ночи.

У Анаис перехватило дыхание, стоило ей в полной мере осознать смысл слов Линдсея. Он нарисовал эскиз для нее и заказал эти наряды – специально для нее.

– Вижу, ты захватила с собой и эту книгу. Тебе это понравилось. Я рад.

Линдсей потянулся к трубке и поднес ее к губам. Закрыв глаза, он вдохнул пары. Анаис медленно направилась к нему, не осознавая, что делает, будто во сне. Тело Линдсея звало ее тело. Чувственность, густой пеленой висевшая в комнате, окутала Анаис страстным желанием, которое она так силилась забыть.

Опустив трубку, Линдсей вздрогнул и сжал свои пальцы. Анаис заметила, какими красными были их кончики – покрывшиеся волдырями, наполненными водой.

– Ты обжегся. – Остановившись перед Линдсеем, она потянулась к его руке и приподняла ее, рассматривая на тусклом свете. Висевшие под потолком фонари не горели. Комнату освещала лишь одна свеча – та самая свеча, на которой Линдсей обычно нагревал свой опиум.

– Это не от трубки, тебе не стоит беспокоиться об этом, – сказал Линдсей, и Анаис почувствовала, как его рука зарылась в ее волосы. Он медленно освободил золотистые локоны от ленты, с помощью которой Анаис зачесывала их назад. Густая грива рассыпалась по плечам, и Линдсей потянулся к завиткам, пробежав по ним пальцами. – Я обжегся сегодня, когда копался в обугленных завалах дома твоего отца. Я пытался спасти томик стихов Китса, но тот оказался безнадежно испорчен. Когда увидел книгу валявшейся среди обломков, даже не подумал, какой горячей она может быть.

Сердце Анаис перевернулось в груди от его доброты. Линдсей всегда был по отношению к ней таким чутким, таким заботливым… Именно эта тонкая, впечатлительная натура и привлекла ее прежде всех остальных его достоинств. Усевшись рядом с ним, Анаис нежно взяла его руку в свою ладонь.

– Тебе нужно позаботиться об этом, Линдсей. Если не обработать ожог, в рану может попасть инфекция.

– Мне ничего этого не нужно. – Он сжал в ладонях ее лицо. – Только знать, что ты здесь, в тишине, со мной.

Анаис видела, каким сонным был Линдсей. Сколько же он выкурил? – спрашивала она себя.