Одержимость. Книга вторая

Даже после того, что он сделал, она всё равно дрожит в предвкушении, когда его руки касаются её тела.

— Илюш… Не мучай меня, — одинокая слезинка срывается с дрожащих ресниц и прозрачной капелькой стекает по щеке, а он ловит её губами, прижимает к себе ещё сильнее и сводит с ума бедняжку, ломает всякое сопротивление, сгибает и ломает к чертям и без того хрупкий стержень, что так отчаянно держал её эти два дня. Два мучительно долгих и ужасных дня.

— Помнишь, что ты сказала мне в нашу первую ночь? Ты сказала, что ты моя. И я сдохну, но не отпущу тебя, девочка моя. Клянусь, я никогда больше не заставлю тебя страдать. Никогда больше не причиню тебе боли. Поверь мне, Ариш, посмотри же на меня! — он приподнимает её лицо, легко касаясь подбородка, поглаживая второй рукой её спину, заставляя пробежать по ней целое стадо «мурашек».

— Илюш…

— Я знаю, что со мной трудно. Знаю, что бываю редкостной сволочью. Но я такой. Меня уже не изменить. Но ты можешь мне довериться. Просто дай нам шанс. Я не обещаю, что завтра принесу тебе в зубах тапочки, но никогда не предам и не брошу и ты должна пообещать мне это же.

А она не в силах больше говорить. Не может и слова сказать. Им уже всё сказано. И он не отпустит. Не оставит её. Она сама позволила ему любить себя так… Одержимо.

Ласково проводит по его небритой щеке, царапая ладонь колючей щетиной, и прижимается губами к его горячим губам. А он подхватывает её на руки и, словно сумасшедший тащит… Уже не важно куда. Лишь бы чувствовать жар его тела. Лишь бы сходить с ума вместе с ним.

— Сейчас, малыш, сейчас, — он ложится рядом, освобождая её от узких джинсов, что сейчас мешают им больше всего.

Сдирает с себя одежду порывисто, нервно. Подхватывает Арину под ягодицы и водружает на себя.

— Моя сладкая девочка, — трётся о её влажную промежность своим восставшим естеством, показывая насколько он хочет её. Как сильно обожает свою девочку.

— Илюш, — в который раз она шепчет его имя не для того, чтобы продолжить фразу, а просто хочет чувствовать его вкус на своих губах. И прижимается ими к его груди, выписывает немыслимые узоры язычком, заставляя Зверя зарычать, сжать её попу сильными руками и войти в неё одним мощным толчком.

Илья приподнимает её и опять насаживает на себя сильно, быстро, с грудным урчащим стоном.

Арина расставляет ножки шире, впуская твёрдый член в себя так глубоко, что воздух выбивается из лёгких в один миг и больше туда не поступает.

Мужчина замедляет движения, а затем, снова вбивается в пылающее лоно, до упора, до крика Арины.

Он владеет ею властно, резко, уверенно. Как умеет только ОН. Илья не причиняет ей боли, хотя это очень странно, с его-то размерами. Но он как тот виртуоз, что знает свою скрипку от и до. Каждую её струну, каждый изгиб. И играет на ней так искусно, что девушка заходится от собственных всхлипов и хрипнет от криков.

Большим пальцем он играет с её клитором, а член, что напрягся до предела совершает свои фрикции, которые отдаются пульсацией в висках. Насаживает на себя до упора, приподнимается и поймав губами горошину её соска, слегка прикусывает, толкаясь в сочащуюся соком любви промежность.

Он не отводит от неё глаз, впитывая в себя каждую эмоцию, каждый её вздох и стон. Всю её. Без остатка.

Толкается в неё, сжимая упругие ягодицы пальцами, оставляя на них отметины. Свои метки.

— Какая ты у меня сладкая девочка! — вмиг девушка оказывается уже под Ильёй, прижата его мускулистым телом, что обволакивает её своим мужским ароматом.

Его густая мягкая поросль на груди ласково щекочет нежную кожу, раздражая и возбуждая ещё сильнее, а набухшие соски девушки своим касанием поднимают в нём дикую страсть, ранее не подаренную никому. Никому, кроме неё одной.

— Скажи мне, Ариш! Скажи! — требует он. Не уточняет что… Она сама должна знать.

— Люблю, — шепчет она, но мужчину это не устраивает.

— Громче!

— Люблю!

— Ещё!

— Люблю! Люблю тебя!

Два разгорячённых тела взрываются и содрогаются от оргазма, что подобно волне прибоя — нет, цунами! — накрывает их с головой.

Яркие, до боли острые ощущения повергают их в пучину наслаждения, а затем, превозносят до небес.

— Да, славно тебя Илюха отделал. Но я бы убил, — констатирует Андрей, подавая парню пакет с замороженной черникой. — На, приложи. Хотя, в принципе, поздно уже. Рожа вся синяя.

— Ага, подбодрили, спасибо, — фыркает Антон, но заморозку таки к опухшему глазу прикладывает. — Нет, Андрей Андреич, ну правда, не знаю я как эта… Смылась. Ни на секунду не отвернулись! Вот бабы, бля…

— Полегче, ты о моей невестке говоришь сейчас! — Ворохов зло зыркает на парня, отчего тот втягивает голову в плечи. — Ещё раз так неуважительно о ней тявкнешь, ещё раз нос подрихтую!

— Извините. Я это… Не со зла, в общем. Она девушка приятная и добрая. Нас с пацанами подкармливает постоянно. А тут так получилось…

— Да, добрая, — Андрей, глядя куда-то мимо Антона о чём-то вспоминает с лёгкой улыбкой. Не со звериным дерзким оскалом, как привыкли видеть окружающие, а именно с человеческой улыбкой.