– Я думала, у собак есть свобода воли.
– Блэк бросается на кошек. – Мейн показал на собаку. – Если он увидит кошку и сорвется с поводка, он ее загрызет, это у него в генах, он ничего не может с этим поделать, остановить его невозможно.
– Ты что имеешь в виду?
– Ты видела, каким он был послушным у тебя в офисе. Я ему сказал: «Фу!» – на том дело и кончилось. Он слушается меня во всем, но если Блэку попадется кошка… В общем, он перегрызет ей горло.
– Просто у твоего пса была плохая школа.
– Нет, я ничего не могу с этим поделать, и ни один тренер-собаковод в мире не сможет. Это заложено в собачьих генах, а из генов ничего не удалишь.
– Ты говорил, что и у духов, вероятно, есть гены.
– Мы сами выдумали Бога; это наш механизм выживания, ему много тысяч лет – тогда человек впервые попытался объяснить свое существование. Ты встречалась со спиритуалистами, медиумами, они все чокнутые или очень хитрозадые. Чокнутые считают себя настоящими медиумами, а хитрозадые – мошенники, у них есть телепатические способности, они выковыривают из закоулков твоей памяти дядюшку Гарри, наговаривают тебе то, что ты и без них знаешь, подбросят еще что-нибудь до кучи, и ты балдеешь: «Класс! Вот это да! Круто!» Потом ты, подумав немного, спрашиваешь: «А как поживает дядюшка Гарри?» Тебе отвечают: «Прекрасно», ты уходишь, начинаешь думать, и тебе в голову закрадываются сомнения. Постой, думаешь ты, я похоронила дядюшку Гарри на прошлой неделе. Он лежит в могиле, или его прах покоится в урне, а тут мы с ним снова разговариваем, и ты хочешь говорить с ним еще и еще, но, увы, обнаруживаешь, что дядюшке Гарри больше нечего тебе сказать.
Филип глубоко затянулся, на его лице появилась улыбка.
– При жизни он был скучным старым пердуном, а ты вдруг ждешь, что после смерти он станет интересным. – Филип замолчал, увидев слезы в ее глазах. – Извини, девочка моя, но ты только повредишь себе таким способом. – Он постучал себя по виску. – Твой сын был хороший парень, но тебе нужно смириться с тем, что он погиб.
Алекс долго смотрела на него.
– Филип, я могу с этим смириться. Вот только не уверена, что он может.
11
Смотреть на яркое лондонское воскресное утро через грязное лобовое стекло «вольво» Мейна – это все равно что смотреть телевизор через матовое стекло. Лондон по воскресеньям выглядел особенно, исчезало ощущение спешки. В воскресенье появлялось время – погулять, подумать. По воскресеньям Лондон становился довольно неплохим местом.
Алекс чувствовала себя отдохнувшей. Впервые после вести о смерти Фабиана она хорошо выспалась.
Пепельница в машине была открыта и набита окурками. На полу у ног громоздились стопки газет, журналов, документов и кассет.
– Спасибо тебе за эту ночь, – сказала Алекс. – Она пошла мне на пользу.
– Нам удалось, – осторожно сказал Филип.
– Удалось что?
– Удалось.
– Ты иногда говоришь загадками.
– Удалось сдержать себя.
Она улыбнулась и посмотрела на него. Из его усов торчала сигарета, голова была чуть наклонена вперед, словно он был слишком высок для машины.
– Ну у тебя и самомнение, – сказала она.
– Нет… просто иногда… – Голос его смолк.
– Что иногда?
– Иногда…
Слова замерли, испарились. Он наклонился, вставил кассету в магнитолу, и секунду спустя запела Элки Брукс. Громкий чистый голос заполнил салон. Филип откашлялся, снова наклонился, убавил громкость.
– Значит, викарий посоветовал тебе побольше узнать о Фабиане?
– Да, только не викарий, а его помощник.
– И что тебе удалось?
– Что не он бросил свою девушку, Кэрри, а она его.
– И о чем это тебе говорит? О его гордыне?
Алекс рассмеялась:
– Знаешь, я себя чувствую такой идиоткой из-за вчерашней ночи.
– Наш разум играет с нами всякие шутки, когда мы устаем.
– Ты знаешь что-нибудь о медиуме Моргане Форде?
Филип отрицательно покачал головой, глубоко затянулся.
– А как отличить настоящего медиума от шарлатана?
– Они все шарлатаны.
– Вам, ученым, свойственно дьявольское высокомерие. Из себя выводит.
Филип раздраженно погудел небольшой арендованной машине, все четыре пассажира которой глазели на фасад универмага «Либертиз».
– Нет, мы просто формулируем неприятные истины.
– Это такое же высокомерие.
Алекс слегка удивилась, увидев «мерседес» на том же месте, где оставила его вчера, – его не эвакуировали, не засунули квитанцию на штраф под «дворник», не разбили стекла. Она наклонилась к Мейну и поцеловала его в щеку.
– Ну, теперь справишься?
– Да.
– Я, пожалуй, приглашу тебя сегодня вечером на обед, чтобы убедиться.
Она отрицательно покачала головой:
– Мне не очень улыбается возвращаться в пустой дом вечером. Приходи ко мне – я приготовлю ужин.
– Около восьми подойдет?
Алекс уехала повеселевшая, с легким сердцем, но знала: боль вернется. Все это копится в ее голове, а в конечном счете обрушится лавиной. К вечеру, когда солнце начнет меркнуть, ей снова станет хуже. Вернется депрессия, как это всегда происходит поздно вечером по воскресеньям. Всю жизнь, с самого детства.