Одержим тобой

– Он все еще на работе, возможно, даже задержится. – По очереди осматриваю тарелки гостей и делаю вид, что не обращаю внимания на подозрительные взгляды.

– Он никогда не работает на День влюбленных, – произносит мой свекр. – Ты могла бы ему позвонить и узнать, где носит парня, – он подначивает свекровь.

– Не надо никому звонить, – громче прежнего говорю я. – Он придет, как освободится. – Нервно дергаю подол моей юбки, зацепившейся об соседний стул. – Начинаем без него.

Мне кажется, я знаю, где он может находиться, и это обидно. Догадки абсолютно не обоснованные, но вполне себе реальные. Папа разливает красное вино, я себе наливаю морс, чтобы не отличаться от всех по цвету содержимого бокалов. Мой папа произносит речь, я теряю интерес к окружающим, и только один человек заставляет меня быть собранным и надевать маску радости и счастья. Бри сидит, повернутая всем телом ко мне, и внимательно осматривает мое состояние. Молчаливый обмен информацией, она поддерживает меня и тоже переживает, где он. Но не может ничего сказать. Протягиваю к ней руки, она подается телом вперед и пересаживается ко мне. Предлагаю ей кусочек мяса, она немного откусывает и тянется за свеклой в форме сердечка. Удивительно, как малявка готова есть этот овощ, клянусь, в любом виде. Я отварила ее только для Бри. Вообще, многое готова сделать для этого ребенка, чудеса просто. И то, что Доусон, скорей всего, у ее матери, вне сомнений. Мне кажется, я перестаю любить, когда вся семья в сборе, обязательно что-то случается.

– Держи своего зайку. – Моя мама передает пушистую игрушку, совсем похожую на ту, с которой не расставалась Бри.

– Где ты ее нашла? Я весь дом перерыла пару дней назад. Она испарилась в буквальном смысле, – говорю я.

– Мы пошли в магазин, и там Бригитта выбрала этого пухляша. – Хмурюсь, верчу в руке игрушку. В таком случае, где другая?

Пока мой отец рассказывает Гаррету, отцу Доусона, о своей работе, то, как мы лопухнулись с разводом. И сколько таких случаев, слушаю их в пол уха. Меня нервирует, что нет парней, бесит, что Доусон решил навестить ее, бесит все происходящее.

Бри дает мне зайца, совсем как тогда – успокаивает. С тревогой сжимаю мягкую игрушку, которая намного мягче той, что была. Внутри нее словно маленькие шарики поролона, их миллионы, отчего игрушка просто перекатывается в пальцах.

– Что это, черт возьми? – возмущается мой отец, когда оступается и подгибает ногу.

Я резко поднимаю голову на него, в руках все еще катаю антистресс, крепче прижимаю к себе ребенка. У меня напрягается все тело, что-то происходит не так. – Эта штука так больно впилась в мою ногу. – Он показывает одну из фасолин, что я находила с утра, всем находящимся в помещении.

– Дай-ка посмотрю, Гаррет, очки, пожалуйста, подай. – Мама Доусона берет в руки шарик и рассматривает. – Да это же семена клещевины. Смотри, они очень похожи на клещей.

Мама хмурится, смотрит на меня и ребенка.

– Она не могла их съесть? Эллисон, это рицин, – один из самых опасных ядов в мире. Хватит 20 штук, чтобы умереть в течение 5–6 часов, ребенку того меньше. Откуда они здесь? Эллисон!

Кажется, я провалилась пальцами в мягкий живот зайца. Излишне сильно зажала ребенка, вытянулась струной. Мне становится тяжело дышать, все очень похоже на заговор. Яд в нашем доме, у человека, который терпеть не может возиться с растениями. Я не собираю эту дрянь по улице в целях выращивания, но при этом, не менее 50 штук вытащила из пылесоса, и еще не все.

– Я не знаю. – Отдаю Бригитту Гаррету и встаю из-за стола. – Я без понятия. Но этим усеяна вся квартира.

Быстрым шагом иду в кухню и хватаю телефон, в руках остается этот дебильный заяц, которого, кажется, я начинаю ненавидеть. Песня знакомого рингтона слишком близко, иду на его звук, пугаюсь, когда на небольшом пуфе, в прихожей, сидит темная фигура. Его голова прислонена к стене, ноги расставлены в стороны, может показаться, что человек спит. Отключаю вызов и присаживаюсь рядом с Доусоном. Он поворачивает голову и рассматривает меня.

– С праздником, любимая, – его голос очень хриплый. – Прости, что без подарка. Я пытался…

Его голос срывается, и он замолкает. В повисшей гнетущей тишине, опустив голову, он раскачивает в прозрачном пакете зайца, того, которого мы потеряли. – Он очень грязный, постирать бы… Вит ставит машину, я был не в состоянии вести…

Протягиваю руку и забираю у него игрушку, нажимаю на живот старого зайца, и он абсолютно пуст. Моя догадка, предчувствие – все сбылось.

– Она умерла? – даже зная его ответ, все равно спрашиваю.