– Конечно, милая, ты можешь рассказать обо всем только самым близким. – Элли проводит ладонью по голове ребенка и идет ко мне. – И это останется, между нами, никто не посмеет предать твое слово.
Я смотрю на свою бесконечно прекрасную жену, в свои 33 она нисколько не изменилась. Может, стала спокойней и сдержанней, но никаких внешних изменений не претерпела. Она из разряда девушки, которая с годами только хорошеет. Элли перешагивает небольшой клочок вырванного газона, после ремонтных работ, своими изящными лодочками. Поправляет широкий пояс длинной юбки, когда наши глаза встречаются, она улыбается мне. Ничего не изменилось спустя 8 лет, я люблю ее так же сильно, как и раньше, и боюсь потерять. Иногда я вспоминаю слова Ханны по поводу одержимости, которая съела ее. Я ведь болен тем же – не могу себе представить, что однажды я останусь один. И Элли не будет вот так подходить ко мне, класть ладонь на плечо и прислонять свой подбородок. Я не смогу забыть, как целую ее в носик, и она морщит его. Она все для меня, и потерять ее, как потерять себя. Все, что происходит в моей жизни, крутится вокруг нее. Она – мой мир.
Эллисон приподнимает брови, молча, задает вопрос, о чем я думаю.
– Я люблю тебя, – говорю я ей и целую ее сладкие губы. – Ты не посетила врача для того, чтобы поехать с нами, но для тебя обязательно было сдержать слово?
– Как иначе? – Она приподнимает плечи и загадочно смотрит на меня. – Я хотела увидеть вашу реакцию на эту тропинку, которую я попросила сделать для Ханны. В сезон дождей очень скользко.
Вот что я говорил о добрых делах, не зависимо от погоды, она приведет ребенка. Бросит все, но сделает это.
– И, все-таки, после мы должны будем поехать. – Она поправляет на моей переносице очки, проводит пальцами по волосам. – Я переживаю.
Она сразу становится серьезной, оглядывается на Бри, которая очень медленно рассказывает о своих секретах вселенной.
– Я уже ходила месяц назад. Все хорошо. Сказали то же самое, что и всегда. Ожидайте, это может случиться в любой момент. – Она разочаровано скрещивает руки на груди и поворачивается навстречу ветру, так, чтобы он обдувал ее покрасневшие щеки. – Я не знаю, когда будет этот любой момент. – Она замолкает, задумчиво смотрит вдаль. – Может перестать думать об этом? Хотеть так сильно? Принять все, как есть?
Все это время мы пытаемся сделать ребенка, ждем сообщение о беременности. Несколько курсов гормонотерапии, еще одна операция с повторным диагнозом, литры пролитых слез в подушку и ничего. Она скупила все тесты на беременность в округе, высчитывает период овуляции, ест только пищу, которая поможет забеременеть. Она делает все для того, чтобы у нас появился ребенок.
– Сдаешься? – Она резко поворачивает голову, воинственно смотрит на меня. – Что? Это очевидно, ты сдала позицию. Теперь раскиснешь, будешь заедать стресс бургерами и плакаться Бри, что превратилась в тетушку.
– Ты такая свинья, мистер Хоуп. Мог бы меня пожалеть, сказать нечто бодрящее. – Она снова отворачивается, я прячу улыбку рукой. – Нет, я не собираюсь сдаваться. И ты, пожалуйста, ешь больше шпинат, мне необходим он в полной боевой готовности всегда.
– Не помню, чтобы у меня с этим были проблемы, миссис Хоуп, – самоуверенно отвечаю Элли.
Она довольна моим ответом, а это все, что мне необходимо. Радовать ее каждый день, быть тем, кого она будет считать своим рыцарем. Я верю, что, рано или поздно, она добьется своего, и я приму в этом самое активное участие. Обнимаю ее со спины, и мы ждем, когда наш ребенок выговорится. Я до сих пор не знаю, что было в том письме, которое передал от Ханны. Эллисон никогда об этом не говорила, но то, что она перестала на нее злиться, было сразу понятно. Все, что сейчас есть в месте захоронения, сделано любящими руками моей жены.
Бри на языке жестов прощается с Ханной, поворачивается к нам, откидывает копну волнистых белокурых волос. Привычка переходить на разные языки осталась с детства, этому мы даже не удивляемся. Когда она подходит к нам, то сразу становится посередине и берет нас за руки.
– Мы должны вернуться домой, чтобы я позвонила Либби. Мы договорились пойти на рисование вместе. – Бри подпрыгивает, отчего ее кудряшки разлетаются в разные стороны.
– Я надеюсь, Либби – это девочка, – спрашиваю я, мы садимся в машину и отъезжаем от кладбища.
– Папа, ты такой ворчун. Да, это девочка, но есть еще Джей, Майкл и Шейн. Они все ходят с нами на рисование, – подначивает она меня, я вижу, как она прикрывает ладошкой свой ротик.
– Значит, мне придется тоже записаться на рисование вместе с тобой. Мама, как думаешь, я хорошо рисую? – спрашиваю Элли, в это время как она подкрашивает губы яркой помадой.
– Я не умею врать, милый. Тем более не стану этого делать при ребенке. Рисуешь ты точно так же, как и танцуешь. – Бри начинает задорно хохотать, Элли мне подмигивает.
– Плохой танцор значит, милая? – Я включаю радио и начинаю трясти плечами в текст музыке, девочки смеются моей выходке. Мне приятно, что они считают меня веселым, притом, что я часто не понимаю их девичьих шуточек.