Одним словом, Катя и Миша ужасно боялись опоздать. Они почти бегом бежали рядом с Сергеем Михайловичем, поминутно спрашивая:
– Успеем или не успеем, папочка? Как ты думаешь, успеем или не успеем?
Отец задумчиво покачивал головой:
– Н-да, следовало, конечно, выйти на двадцать минут раньше. А в общем, нечего беспокоиться. В крайнем случае, догоним наших в пути. Я знаю маршрут.
– Папочка, да ведь не пропустят!..
– Ну, как-нибудь пробьемся.
Но пробиваться им не пришлось. Когда они подошли, вернее сказать – подбежали к той улице, на которой находится папин институт, навстречу им из-за угла вылилась шумная, веселая толпа демонстрантов.
У Кати даже в глазах зарябило. Прямо на них плыли, качаясь, красные знамена, плакаты, портреты… Пестрели, дрожа на длинных, гибких ветках, яркие бумажные цветы.
Снегиревы остановились на краю тротуара.
– Ну, все в порядке, – сказал Сергей Михайлович. – Вот сейчас лаборатория пройдет, потом – гидрологи, а там и наши геологи пойдут. Тут-то мы и вольемся!
А из рядов колонны уже кто-то махал им руками, кто-то звонко кричал:
– Сюда, сюда, Сергей Михайлович! Сюда, товарищ Снегирев! А мы ждали-ждали…
– Наши! – сказал Сергей Михайлович и, взяв за руки Мишу и Катю, вмешался вместе с ними в самую гущу праздничной шумной толпы.
– Поспели все-таки! – переводя дух, сказал Миша. – В самый раз. А, Катя? Только жалко, что шар и флажок по дороге не купили… посмотри, у всех что-нибудь есть, а у нас пустые руки.
– Ничего, – успокоила его Катя. – До Красной площади еще далеко. Купим.
Теперь, когда они уже нашли свое место в этой пестрой веселой колонне, заполняющей улицу от тротуара до тротуара, Катя в первый раз за все утро огляделась по сторонам. Все последние дни, собираясь с папой на демонстрацию, она вспоминала, как ходила с ним в прошлом году и в позапрошлом, и ей казалось, что все будет так же, как было, но еще лучше. Она заранее видела, как они выйдут из дому рано-рано, в синеватых утренних сумерках, и пойдут по чисто выметенной улице, обгоняя празднично одетых, спешащих к месту сбора людей. У них на глазах серо-сизое, почти ночное небо порозовеет, пожелтеет, поголубеет, и темно-красные в сумраке флаги станут яркими и прозрачными на солнышке. Они увидят, как двинутся в путь первые колонны, точно ручейки, стекающиеся со всех концов города к большой реке. Мишка будет удивляться, кричать: «Смотри, смотри, сколько у них плакатов, флагов! А у этих еще больше!» Конечно, ему удивительно: он в первый раз идет на Красную площадь.
И вот все получилось совсем по-другому. Они так боялись опоздать, что ровно ничего не видели вокруг.
Только теперь, когда на сердце у Кати стало спокойно, глаза и уши у нее словно открылись.
«А как на улице-то хорошо! – подумала она. – Какая погода отличная! Словно нарочно – для праздника…»
И в самом деле, день выдался чудесный. Небо чистое, голубое, без облачка, а воздух такой прозрачный, что на кленах и липах, с которых давно уже облетела листва, четко вырисовывалась каждая веточка.
Шагая рядом с папой, Катя внимательно разглядывала людей, окружавших ее. Кое-кого она уже знала, да и ее знали.
Улыбаясь, поглядел на нее через плечо Петр Иванович Воркутов, папин старый приятель и постоянный заместитель во всех экспедициях. Широкоплечий, бритоголовый, усатый, он бодро шагал впереди. Его коричневое новое кожаное пальто лоснилось на солнышке. Кепку он снял, и круглая, как шар, голова тоже слегка поблескивала под лучами.
– Катя, – сказал Миша, – а правда, дядя Петя немножко на моржа похож? И голова такая же, и усы, и блестит, как будто только что из воды. У меня в новой книжке как раз такой нарисован… А, Катя?
Катя замахала на него рукой и зашипела: «Тсс!..» Но это было уже ни к чему. Петр Иванович услышал.
– Ах, так? – сказал он, оборачиваясь. – А может быть, я и вправду морж, только ученый?
Катя вежливо засмеялась, а Миша решительно замотал головой.
– Таких вовсе и не бывает, – сказал он.
– Как это – не бывает? Ты, брат, видно, давно в цирк не заглядывал.
– Очень давно, – со вздохом согласился Миша. – Еще ни разу не был.
– Вот то-то и есть. А хочешь, я тебя сейчас рыбкой угощу?
– Рыбкой?
– Ну да, да. Рыбкой. У нас в океане ее сколько хочешь. Держи крепче – вырвется. – И он на ходу сунул Мише в руку что-то красно-золотистое, блестящее, длинненькое…
Миша осторожно разжал кулак.
– Да это же просто конфетка, – сказал он разочарованно.
– Просто? Нет, брат, не просто. Сперва прочитай, что на бумажке написано.
Миша развернул конфету, разгладил бумажку на ладони и прочел:
– «Золотая рыбка». – Он с укором поглядел на Воркутова: – Ну и хитрый же вы, дядя Петя!
Все вокруг засмеялись.
– Еще бы! Знаменитый хитрец! Хитрый, как верблюд.
Катя удивилась.
– А разве верблюды хитрые? – спросила она.
– Как раз такие же хитрые, как Петр Иванович, – ответил папа.
И все засмеялись еще веселее. А Петр Иванович достал из кармана целую горсть «золотых рыбок» и принялся угощать всех.
– Царица песков, лови! – крикнул он и бросил конфету какой-то высокой тоненькой девушке, шагавшей с краю шеренги.