Обворожительно жестокий

— Ага, а еще ты почти год проторчал в моей зоне, уставившись на меня, пытался сказать мне «прощай», но потом спас мне жизнь и признался, что любишь фисташковое мороженое сразу после того, как я сказала эту воистину неловкую вещь о том, что если это так, то это знак, и что мы должны быть вместе навсегда. Поэтому чувствую, что все это вроде как аннулировало твой запрет на отношения. Скажи мне, что я ошибаюсь.

Его ресницы опускаются ниже. Он смотрит на меня горящими глазами, стиснув зубы, медленно выдыхая через раздутые ноздри.

Черт возьми, этот мужчина растопит любое женское сердце.

В комнату входят двое полицейских в форме. Они видят волка, который стоит рядом со мной, резко останавливаются и смотрят друг на друга. Тот, что постарше, почтительно кивает волку и прочищает горло.

— Лиам.

— Джон.

— Я не знал, что... — Полицейский переводит взгляд на меня.

— Угу, — кивает волк, которого, очевидно, зовут Лиам.

Лиам. Ли-ням. Ничего себе, это обезболивающее действительно очень мощное.

Снова кивнув, старший полицейский говорит:

— Что ж. Мы будем снаружи, если понадобимся.

— Спасибо тебе, Джон.

Они отступают, и шарики в моей голове начинают вращаться. Да кто этот мужчина?

Прежде чем я успеваю задать еще один вопрос, в комнату врывается доктор с задранным носом, весь такой самодовольный и надменный в своей сине-белой униформе. Он резко останавливается, как это сделали копы, подозрительно оглядывая Лиама с ног до головы.

— Вы член семьи?

— Я Лиам Блэк.

Губы доктора приоткрываются, а глаза расширяются. Он прижимает блокнот к груди, как щит, и тяжело сглатывает.

— Каков прогноз? — спрашивает Лиам.

Это звучит так, что лучше бы доктор пришел с хорошими новостями, если не жаждал смерти.

Я хихикаю над побледневшим лицом врача. Лиам кладет руку на мое плечо и нежно сжимает. Я борюсь с желанием уткнуться в его ладонь носом, предпочтя смотреть на доктора.

Тот нервно облизывает губы.

— Эм. Прогноз... — Он сверяется с блокнотом. — Кровотечения из желудочно-кишечного тракта или других внутренних повреждений нет. Компьютерная томография не выявила кровоизлияний в мозг. Ребра ушиблены, но не сломаны, а хрящевина цела.

Он игнорирует меня, обращаясь к Лиаму.

— Несколько дней постельного режима, неделя или около того ограниченной активности, и она будет как новенькая. Она очень счастливая девушка.

— А опухоль?

— Опухоль? — повторяю я, тревога пронзает мое нутро.

Доктор, наконец, понимает, что в комнате еще и я нахожусь. Он окидывает меня беглым взглядом, затем снова обращает свое внимание на Лиама.

— Она рассосется до десяти дней. Как и синяки. Лед ускорит процесс заживления.

— Когда ее выпишут?

— Сейчас подготовлю документы. Это займет меньше двадцати минут.

— Думаю, ее следует оставить еще на одну ночь для наблюдения.

Слишком напуганный, чтобы спорить, доктор соглашается.

— Да. Ее следует оставить еще на одну ночь для наблюдения.

— После выписки нам понадобится обезболивающее домой.

Нам? Домой? Становится все интереснее.

— «Тайленола» должно хватить, чтобы справиться с...

— Опиоиды, — перебивает Лиам, пристально на него смотря.

Доктор бледнеет.

— Я позабочусь, чтобы все необходимое было выписано.

— Спасибо.

Поняв, что его отпустили, доктор разворачивается и уходит, с облегчением опустив плечи.

Когда Лиам снова обращает свое внимание на меня, я говорю:

— Твоя фамилия действительно Блэк, или это дань твоему любимому цвету?

Впервые с момента нашего знакомства на его губах появляется что-то похожее на настоящую улыбку. От этого суровые черты его лица смягчаются, давая мне возможность взглянуть на другую сторону этого человека, который знает, как смеяться, быть счастливым и ничего не знает о различных способах искалечить человека. Сколько силы нужно применить, чтобы сломать шею.

— Не могу поверить, что посчитал тебя застенчивой. Обычно я хорошо разбираюсь в людях.

Мне нравится, что его голос меняется, когда Лиам разговаривает со мной. Он становится ниже. Мягче. Теплее и интимнее, словно мы лежим в постели бок о бок, пока он проводит пальцами по моей обнаженной коже.

— Я настоящая скромница. Говорила же тебе. Я очень неловко веду себя с незнакомыми людьми.

— Я незнакомец.

— Уже нет.

Что-то в моем ответе его не устраивает. Его улыбка исчезает. Он склоняется надо мной, опираясь руками о матрас по обе стороны от моей подушки.

Теперь он выглядит опасным. Опасным и обворожительным, с двигающимися желваками и горящими глазами. Его нос оказывается всего в нескольких дюймах от моего. Однако его голос остается мягким, так что я знаю, что он не сердится.

— Не принимай меня за того, кем я не являюсь, Тру.

— За кого, например?

— За хорошего человека.

У меня такое чувство, что он хочет меня напугать, но это у него не особо выходит.

— Ты спас мне жизнь, — произношу, смотря в его глаза.

— Это не делает меня хорошим человеком. — Его взгляд опускается на мой рот, а голос становится хриплым. — Я сделал это из эгоистических соображений.