Обсидиановая комната

Как ни странно, Диоген противился обсуждению таких вещей – сказывалось его католическое воспитание. Он был доволен, что Констанс не делала того, что делают некоторые женщины: не обсасывала подробности задним числом, не обсуждала их, словно это какое-то обыденное занятие вроде вождения машины или плавания на яхте. Но она была не из таких; так же как и Диоген, она не имела ни малейшего желания умалять совместные переживания разговорными штампами. И при этом перед его мысленным взором все время возникали обжигающие воспоминания о том, как ее тонкие пальцы прогуливались по его тайным шрамам.

Констанс резко поднялась, оттолкнув от себя тарелку. С ее лица не сходило прежнее чувственное выражение – слишком чувственное, вероятно, но он полагал, что таким образом некоторые женщины…

– Пойдем искупаемся, – сказала она.

– Конечно. Но может, сначала переварим нашу еду?

– Это все старушечьи байки. Идем.

Диоген хотел было напомнить ей про купальник, но понял, что это лишено смысла. Он поднялся, скинул с ног тапочки, и они пошли под руку на веранду, потом по платановой роще к пирсу. Констанс быстрым шагом поспешила к берегу, он пошел следом. Еще не дойдя до конца пирса, она сбросила с себя халат и, голая, нырнула в воду. Диоген прыгнул за ней.

Она поплыла от берега быстрым кролем, он плыл следом. Через несколько минут он остановился:

– Констанс, не заплывай слишком далеко!

Но она продолжала целеустремленно плыть к каналу.

– Констанс!

Как будто не слыша его, она плыла все дальше в сторону одного из наиболее глубоких каналов. Что она задумала?

– Констанс!

Теперь она была так далеко, что видно было лишь бурление пены в том месте, где она плыла. Диоген ощутил внезапный приступ паники. Не сошла ли она с ума? Эта мысль показалась ему нелепой. Но теперь он почти не видел Констанс, даже прищурившись и не продвигаясь вперед, а лишь удерживаясь на плаву. Он вообще не видел ее!

Диоген развернулся и со всей возможной скоростью поплыл назад к берегу. «Крис Крафт» по-прежнему был причален к пирсу, и Диоген, быстро натянув на себя утренний халат, отвязал катер, запрыгнул в него и завел двигатель. Через несколько секунд он, до смерти перепуганный, летел на катере в ту сторону, где исчезла из виду Констанс. Не прошло и минуты, как он со своего быстроходного катера заметил всплески ее кроля. Он сбросил скорость, перевел передачу на нейтраль и подплыл к ней.

– Констанс!

Она перестала грести и посмотрела на него:

– Что случилось?

Диоген подавил панику, не желая, чтобы она видела его волнение. Она уже высказывала ему свое раздражение в связи с его избыточной заботливостью.

– Подвезти до бережка? – предложил он, натянуто улыбаясь.

– Возражать не стану.

Констанс подплыла к катеру сбоку, перевалилась через борт и забралась в кормовой кокпит. На ее теле сверкали в лучах солнца капельки воды. Диоген нащупал под консолью полотенце, протянул ей.

– Ты настоящий тюлень, – сказал он.

– Плавать я научилась только во взрослом возрасте, – сказала она, тяжело дыша и обтираясь полотенцем без малейшего смущения. – Но зато потом наверстала упущенное.

– Вижу-вижу.

Диоген развернул катер и направил его назад к острову, но не напрямую. Утро на воде стояло превосходное.

– У меня для тебя маленький подарок, – сказал он. – В библиотеке. Вернее, в алькове библиотеки.

– Правда? Что-то я не помню там алькова.

– Увидишь. Что скажешь, если через десять минут?

– А если через три часа? Я устала, ведь столько проплыла.

– Через три часа? А как же ланч?

– Пожалуй, я пропущу сегодня ланч, особенно после такого сытного завтрака.

– Хорошо, моя дорогая.

Он пришвартовался у пристани, и они направились к дому. Констанс немедленно пошла наверх, то же самое сделал и Диоген – каждый в свое крыло. Диоген спросил себя, сколько еще продлится такой порядок. Он надеялся, что недолго.

58

В глубине густой мангровой рощи на западной оконечности островка Идиллия, под жаркими лучами послеполуденного солнца шевельнулась в своем спальном мешке Флавия Грейлинг. Это было не беспокойное шевеление – беспокойство у нее прошло некоторое время назад. Скорее это было неторопливое движение человека, который принял важное решение, а теперь просто тянет время, ждет удобного момента, чтобы его выполнить.

Поначалу она разозлилась – настолько разозлилась, что красный туман застилал ей глаза, когда она отчалила от островка, и не раз ее катер с воздушным винтом садился на мель в мелководье этого природного заповедника. Но к тому времени, когда она добралась до Марафона, красный туман рассеялся и она снова ощутила спокойное предвкушение, которое всегда нисходило на нее перед началом операции. Она ощущала его, словно добрый надежный бетон под ногами. Нет, она, конечно, была зла, но теперь холодной злостью, а ей было хорошо знакомо это чувство.