Образ врага

– Это не праздный интерес, фрейлейн. Я хотел бы знать, долго еще мне придется торчать в этой вонючей палатке? Я пожилой и не слишком здоровый человек. Я привык принимать душ каждое утро и каждый вечер. Эта ваша бандитская романтика меня вовсе не восхищает.

– Вам придется потерпеть, профессор. – Инга приоткрыла полог палатки, закурила.

В лицо брызнул мелкий колючий дождь.

– У вас, вероятно, возникли проблемы? – спросил Бренер сочувственно. – Вы ведь тоже торчите здесь в пустыне не ради романтических впечатлений. Ваш шеф…

– Заткнитесь, профессор! – рявкнула Инга.

– А почему, собственно, я должен заткнуться, фрейлейн? Я пожалуюсь вашему шефу – или как он там у вас называется? Лидер банды? Партайгеноссе? Он отлично говорит по-русски. Мне было бы приятно с ним побеседовать. Я, знаете ли, соскучился здесь по родному языку, русский звучит для меня как музыка, даже когда говорят с немецким акцентом.

Натан Ефимович сам не понимал, что на него нашло. Ему нравилось злить эту железную девку. Ему показалось забавным, что простой вопрос и упоминание о главаре вызвали столь бурную реакцию. Наверняка она еще и любовница его, а не просто боевой товарищ. Любопытно, как у них, у бандитов, строятся отношения такого рода? Похоже это на дешевые напыщенные страсти, которые разыгрываются в американских боевиках? Или все иначе? Они ведь тоже люди, хоть и бандиты.

– Израильтянки очень красивы, – произнес он задумчиво и пожалел, что не видит в темноте лица Инги. – Как вам кажется, не завелась ли у вашего шефа здесь случайная подруга? Ведь миром правят не только деньги и бредовые идеи. Еще и любовь. Очень забавно, если…

Он запнулся. Дуло автомата упиралось ему в грудь. Глаза Инги светились нехорошим голубым огнем, как у разъяренной сиамской кошки.

– Еще слово, и я пристрелю вас, профессор, – тихо сказала она.

Глава 14

За дверью визгливо загавкала собачонка. Потом послышалось тяжелое шарканье, и старушечий голос прошамкал:

– Машенька, ты опять ключи, что ли, забыла?

Цитрус не успел ответить. Дверь распахнулась. Крошечная лохматая собачонка кинулась на него из теплой, душной темноты прихожей.

– Чапа! Нельзя! Вы к кому? – Старушка лет восьмидесяти, худенькая, во фланелевом халате и в огромных валенках, удивленно глядела на Цитруса сквозь толстые линзы очков.

– Здравствуйте. – Он широко улыбнулся. – Вы Марусина бабушка? Меня зовут Авангард Цитрус.

– Как, простите? – Старушка склонила голову. – Я плохо слышу.

Собачонка гавкала невыносимо и пыталась вцепиться Цитрусу в штанину. На пороге кухни возник огромный, под два метра, мужик, толстый, рыхлый, почти лысый, в майке и в широких ситцевых трусах. Цитрус заметил, что дышит он с астматическим присвистом.

– Добрый вечер, – пробасил мужик вполне миролюбиво, – чему обязаны?

«Вот он, злодей-папашка, – подумал Цитрус, оценивающе оглядывая мощную фигуру, – ну что ж, попробуем договориться…»

– Меня зовут Авангард Цитрус. – Он шагнул навстречу и протянул руку. – А вы, как я понимаю, Петр Алексеевич, Марусин папа?

– Он самый, – кивнул мужик, – очень приятно. – Ответное рукопожатие было крепким, можно сказать, дружеским.

Повисла долгая, неловкая пауза, заполненная визгливым собачьим лаем. Было ясно только одно: никто его душить-убивать пока не собирается.

– А где Машенька? – вдруг забеспокоилась бабулька. – Она ведь на ваше собрание пошла. Ох, может, с ней что случилось? Вы лучше сразу скажите, не тяните.

– С ней все в порядке, – ответил Цитрус, – она действительно была на собрании и скоро должна вернуться.

– Ну и слава Богу, – закивала старушка, – да что же мы вас на пороге-то держим? Вы раздевайтесь, проходите, я чайку поставлю. Ботиночки снимать необязательно. У нас все равно тапок-то нет. Чапа все сгрызает.

– Да, проходите, пожалуйста, Авангард Иванович. – Устинов отступил в кухню. – Присаживайтесь. Вы извините, я в таком виде.

«Наверное, при бабульке не хочет выяснять отношения, – догадался Цитрус, – ладно, посмотрим, что будет дальше».

Он скинул на руки бабульке свою теплую кожанку.

Кухня выглядела довольно убого. Мебель образца шестидесятых, безнадежно загаженная плита, старый, рычащий и прыгающий холодильник «Север».

«При такой бедности только и остается, что кропать заявления в прокуратуру», – хмыкнул про себя Цитрус, осторожно присаживаясь на трехногую табуретку.

Старушка поставила чайник на газ и, шаркая, удалилась.

– Скажите мне честно, Авангард Иванович, – произнес Устинов, откашлявшись, – Машка моя набедокурила, что ли? Я знаю, она может, она у нас с характером. Вы только не выгоняйте ее из вашей организации.

Цитрус ошалело вглядывался в тусклые отечные глаза, пытаясь понять, издевается над ним этот громадный папашка, блюститель дочерней чести, или… Что вообще происходит?