Саймон понимал, что лучше не спрашивать. Иногда Леони могла быть поразительно прямой и откровенной. Но если — нет, значит — нет, и вопрос исчерпан.
— Мне самому хочется разгадать тайну этой женщины Суонтона, — сказал он. — Но мои мотивы очевидны. Хотелось бы услышать ваши.
— Все очень просто, — объяснила мисс Нуаро. — Если мы узнаем, что Суонтон неправ, он выплатит ей компенсацию. Для нас это будет хорошо. Так как «Модный дом Нуаро» и Общество модисток теперь ассоциируются с его именем, мы лучше будем ассоциироваться с правильными поступками. Люди любят признания в собственной вине и ее искупление.
— Они еще любят, когда вздергивают на виселицу.
— Надеюсь, до этого не дойдет, даже если мы обнаружим жульничество, — сказала она. — Но сначала нужно узнать, что это такое.
У него не было ни малейшего сомнения, что Леони уже расписала все возможные действия для каждого ожидаемого результата.
— Я с удовольствием выбью правду из Тикера и Меффата, — заверил ее Лисберн. — И хотя я не нуждаюсь в помощниках, думаю, что Кливдон будет рад мне в этом посодействовать. Это, кстати, хороший способ восстановить наши… э… дружеские отношения. Мне не нравится конфликтовать с ним.
Ему это очень не нравилось. В особенности когда он понимал, что заслужил нападение со стороны герцога.
— В последние дни Кливдон страшно раздражителен из-за Марселины, — заметила Леони. — Но я предпочла бы оставить кулаки на потом как последнее средство убеждения. Нам лучше найти женщину.
— За исключением Тикера и Меффата никто не знает, кто она такая, — напомнил Лисберн. — Она может находиться где угодно. Мы не знаем, как ее зовут. Я даже толком не рассмотрел ее.
— У меня есть номер их наемной кареты, — сказала мисс Нуаро.
Лисберн удивленно заморгал. Затем сообразил, как это глупо с его стороны — удивляться. У нее было все в порядке с логикой, с внутренней дисциплиной. Плюс к тому цифры — ее стихия. Ей хватило присутствия духа — или безрассудства! — или того и другого — чтобы пойти за Тикером и женщиной, пока Лисберн со Суонтоном в замешательстве пытались поймать свои собственные хвосты.
— Вы знаете, сколько наемных карет курсирует по улицам Лондона? — поинтересовался он. — Больше тысячи. Это означает, что они могут находиться в любом месте в течение дня. Или ночи.
— Фенвик знает большинство из этих кучеров, — сказала она. — По-моему, я упоминала об этом.
Лисберн вспомнил. Ее сестра Софи подобрала Фенвика на улице. Паренек любит лошадей и дружит с конюхами и кучерами. Леони говорила ему об этом. Прошлой ночью.
Перед чрезвычайно приятной интерлюдией.
— Мы все еще мало знаем о Фенвике, — призналась мисс Нуаро. — Мальчуган молчит о своем прошлом. Но мы совершенно точно знаем, что он хорошо знаком с менее элегантным населением Лондона. Я отправлю его поискать следы женщины в черном.
— Вы отправляете на поиски мальчишку, который носит роскошную ливрею и который говорит на своем варианте английского, — сказал он. Ум у него был занят другим, не тем, чем стоило бы. Лисберн не мог оторвать взгляда от кушетки. Потом проделал мысленный путь наверх, в гостиную. Он вспомнил, как раздевал Леони. Такое не забывается. Ее трогательный жест стыдливости, когда она прикрыла роскошную грудь корсетом… И полное отсутствие стыдливости и чувства неловкости немного позже.
— Люди, с которыми он разговаривает, прекрасно его понимают, — объяснила мисс Нуаро. — Он уже не первый раз помогает нам найти пропавшего человека. Будем надеяться, что у него это получится быстро. Сегодня пройдет последняя ассамблея в «Олмаке». Никто из Лондона не разъедется сразу после нее, но к концу месяца город опустеет.
— Это десять дней, — заметил Лисберн.
— Мы не можем позволить себе десять дней оставаться без клиентов, — сказала Леони. Помолчав, отошла к креслу и забрала с него обрывок ленты. Сегодня покупателей не было, значит, он остался со вчерашней ночи.
«Вчерашняя ночь! Вчерашняя ночь!»
Он мог бы закрыть дверь. Посетителей не ожидалось. Швеи работали на нижнем этаже. Ее можно было бы увести за занавес…
— Боюсь, я буду вынуждена продать Боттичелли, — объявила она.
Надо было видеть лицо маркиза Лисберна в этот момент.
Ум его блуждал где-то в другом месте. Леони понимала это и прекрасно представляла, где именно. Ее ум стремился туда же. Телом она уже была там. В его объятиях! И занималась с ним тем же, чем занималась прошлой ночью, и позволяла себе даже больше того. Ею владели такие прекрасные, такие бесстыдные мечты.
Но сейчас была середина дня. Отвратительного дня! А эти мечты предназначались для ночи, как и занятия любовью.
Чтобы их осуществить, нужно было сбежать отсюда. Но она не могла позволить себе этого. Имелась насущная, опасная проблема, которая требовала немедленного решения. Если ее не решить, то она потеряет все самое важное в жизни, все, чего ей и сестрам удалось добиться, ради чего они рисковали и боролись. Она потеряет все, чему ее научила кузина Эмма, и это будет то же самое, как снова увидеть ее умирающей.
Леони должна сосредоточиться на своих делах.