Обольстительница в бархате

Лисберн — это наслаждение. Нет, для нее он значил гораздо больше. Она влюбилась и с радостью отдалась ему и будет делать это снова и снова, пока он не порвет с ней. Или пока вдруг не случится чудо, и она не придет в себя и не порвет с ним сама.

Но дело — это самое первое, последнее и самое главное всегда. Нужно преодолеть проблемы, при этом не теряя ни минуты.

— Боттичелли? — переспросил он.

— Наш спор, — напомнила Леони. — Леди Глэдис, ее воздыхатели, предложения и приглашения до конца месяца. Вы забыли?

Его зеленые глаза прищурились.

— Не забыл. Две недели со мной. Нераздельное внимание мне. И никаких дел.

— Если ситуация не изменится, у меня не останется никаких дел.

— Так какого же дьявола вы рассчитываете победить, если дамы не пойдут к вам в магазин? — удивился Лисберн. — Глэдис живет у леди Уорфорд, вы знаете, пока ее отец — знаменитый генерал — находится за границей, отправляя солдат на смерть непонятно где. Это не важно, даже если вы связаны узами брака. Даже если бы вы были родной сестрой Клары и угодили в скандал, леди Уорфорд отправила бы вас жить с овцами на пустынный остров возле шотландского побережья, и Кларе было бы строго-настрого запрещено даже написать вам послание.

— Леди Глэдис должна появиться у нас, — сказала Леони. — Мы сшили ей два платья для променада, бальное платье и платье для ужина. А Джоуни Баркер соорудила очаровательную шляпку. Софи — гений в этой области, а Джоуни — ее протеже.

— Куда, к чертям, подевалась Софи, если она такая незаменимая?

— Туда, где ей необходимо быть, — отрезала Леони. Она вспомнила, что сказал Кливдон о возвращении Лонгмора в Лондон для того, чтобы убить Суонтона. В течение нескольких часов этого, однако, не случится. В данный момент они находились в Шотландии. — Я лучше напишу ей и отправлю письмо экспресс-почтой. Объясню, что все под контролем, поэтому ей не стоит приезжать, чтобы не усложнять ситуацию.

Она направилась к двери. Лисберн остановил ее, взяв за руку. Прикосновение было легким, однако она почувствовала, как ее охватил жар, как сжалось все тело, в особенности в том месте, которое соединяло их вчера ночью.

— Я не собираюсь лишаться моего Боттичелли, — сказал он. — Однако мне хочется дать вам реальный шанс. Хотите, я напишу Лонгмору? Или поговорю с ним, если это возможно.

Что ей оставалось делать? Леони поднесла руку к его щеке. Лисберн повернул голову и поцеловал ее в ладонь.

— Я хочу помочь, — сказал он. — Я не собираюсь сидеть в ожидании новостей от Фенвика. Может, мне самому отправиться к Лонгмору, чтобы он убил меня?

— Живым и здоровым вы принесете больше пользы. — Леони убрала руку. — Если я напишу, Софи меня послушает и уговорит его — или отвлечет его чем-нибудь, если потребуется. Вы нужны мне в Лондоне.

— Звучит многообещающе, — оценил он. — Но у меня такое ощущение, будто вы имеете в виду совсем не то, о чем я думаю.

— Мне нужен шпион, — сказала она.

— Это означает, что я должен сообщать вам информацию, изменив внешность и глубокой ночью?

Он произнес это тихим, вкрадчивым голосом. Губы сложились в улыбку. Он придвинулся к ней, наклонился с таким видом, будто в мире не существует больше ничего, кроме нее.

Леони не могла позволить, чтобы он пришел сюда опять среди ночи. Она не могла рисковать, в особенности в такое время.

Она была деловой женщиной, во-первых, в-последних и всегда.

Но еще она была, — как все в их роду, — игроком.

— Сделайте так, чтобы никто вас не увидел, — сказала мисс Нуаро.

Глава 13

«Олмак» — бал, прошедший здесь в среду вечером, закрыл самый блестящий сезон. Начавшиеся вскоре после одиннадцати часов танцы, прекрасно звучавший оркестр Коллине открыл кадрилью «Венецианские гондольеры», за которой последовали вальсы «Le Soufle du Zephir», а также всеми любимый «Воспоминание о Вене». В превосходном стиле выступили и «Les Puritans, Rome» &c. В четыре утра бал завершился, когда оркестр исполнил «Боже, храни короля!».

«Придворный журнал», 25 июля 1835 г.

«Олмак», четверг, ранним утром

Хотя к этому времени Лисберн уже достаточно нагляделся на новое платье Глэдис, чтобы выйти из состояния шока, он тем не менее был поражен, увидев ее танцующей с Кроуфордом. Один из закадычных друзей графа Лонгмора, не обладавший ни особым умом, ни остроумием, Кроуфорд, однако, пользовался популярностью среди женщин, потому что принадлежал к лучшим танцорам Лондона.

Он танцевал с Глэдис! Саймон запомнил, как про ее первый сезон кто-то ехидно написал: «Глядя на нее, с болью вспоминаешь танцующего медведя, упакованного в шелка и кружева и украшенного грудой драгоценностей».

Приглашая ее на кадриль, Кроуфорд улыбался. Она — тоже. И теперь двигалась с такой же легкостью, как любая другая девушка. Стоя невдалеке, леди Альда поедала ее взглядом. Голова у нее поворачивалась то туда, то сюда, а иногда скрывалась за веером. Леди Альда явно делилась каким-то ядовитым замечанием с тем, кто оказался под рукой.