Обольстительница в бархате

— Я сомневаюсь, что Суонтон попадет в какую-нибудь неприятность, — сказала она. — Если он захочет поговорить с леди Глэдис, ему нужно будет пробиться через толпу ее поклонников. Вы слишком озабочены их количеством.

— Я насчитал только три мужских голоса, — сказал он. — С ней еще леди Альда и Клара. Плюс трое мужчин, неизвестно, чьих поклонников.

— Завтра узнаем об этом из «Обозрения», — усмехнулась Леони. — Если такая возможность представится — а она представилась! — они сожрут лорда Суонтона, «Модный дом Нуаро» и Общество модисток.

Хотя она спокойно говорила об этом, Лисберн услышал в ее голосе нотки гнева и печали.

— Мы все исправим, — сказал он. — Даю слово.

— Это и Боттичелли в придачу, если вы не против.

Пока Саймон думал, как ему ответить на такое заявление, она огляделась по сторонам и наклонилась к нему. На него накатила волна запаха лаванды, смешанного с ее собственным ароматом. Это вовсе не помогло придумать умный ответ.

Понизив голос, Леони сказала:

— Он действительно не помнит?

Лисберн наклонился к ней, стараясь не касаться тех штук, что торчали из ее прически.

— Он терял рассудок. — Саймон тоже понизил голос. — После смерти моего отца. — Ему было трудно говорить об этом. Совсем не хотелось вспоминать о том времени. — Когда мы впервые приехали в Париж, нам нужно было забыться. Мы воспользовались способом, известным всем молодым джентльменам. У Суонтона нет склонности к разгульной жизни. Он заболел. Когда выздоровел, от предыдущих недель у него остались лишь сбивчивые воспоминания.

Леони выпрямилась. Приложила кончики пальцев к виску.

— Я понимаю, это звучит странно, — продолжал Лисберн. — В лучшем случае. Вы удивитесь, до каких глубин порочности мы опустились.

— Когда дело касается мужчин, я редко чему удивляюсь, — сказала она.

— Мы старались стать совершенно беспутными, — не останавливался он. — Начали посещать известного рода частные приемы, где карты, выпивка, опиум и женщины — дорогие женщины! — присутствовали в изобилии и были непременным атрибутом. Две недели такой жизни чуть не убили нас. Может, опиум так подействовал на его память. А может, природа у него такая. Его сознание — как волнующийся океан. Какие-то события тонут в нем и опускаются на дно, как корабли в шторм.

— Вы считаете, что у него не осталось никаких воспоминаний, пусть туманных, о том, как он соблазнял невинную молодую женщину?

— В особенности потому что это противоестественно его натуре, — сказал Саймон. — Такое могло случиться только в те две недели, и я голову себе сломал, чтобы понять, где и как он мог повстречать какую-то невинную девушку в тот период.

— Но мы не знаем наверняка, — заметила она. — Я не поставлю под сомнение честность той женщины, пока не получу свидетельства обратного. Слишком много девушек заканчивают свой путь в Обществе модисток или на улице, потому что это всегда следствие их ошибок. Иначе нам не потребовалось бы учреждать Общество модисток.

Лисберн был потрясен. Ему еще не доводилось видеть ее в таком состоянии — сломленной или почти сломленной. Он вспомнил, как уверенно Леони вела себя, с какой грацией вышла на сцену, с какой легкостью завоевала внимание аудитории, вспомнил ее оживленность, когда она уходила со сцены, не сомневаясь в своем триумфе.

В одну минуту она потеряла все, что сумела завоевать.

Нет, ущерб был значительно больше, чем просто неудача с этим вечером. Он изучил все, что имело отношение к Обществу модисток. Он знал, когда его учредили и как финансировали. Лисберн знал, что она вместе с сестрами вложила в Общество свои деньги, когда доходы от магазина были еще невелики. Он вспомнил про высказанные ею надежды на то, чтобы расширить дело и занять здание по соседству. Теперь без поддержки со стороны они могли лишиться всего, чего добились. А если еще и магазин потеряет клиентов…

Не было смысла рассматривать все эти «если». Это был ночной кошмар, как сказал Суонтон, а он не знал еще и половины всего.

— Я докопаюсь до самой сути, — вдруг заявил Лисберн. — Обещаю! И все исправлю.

Отвернувшись, она быстро заморгала и коротко рассмеялась.

В этот момент появился официант с ужином.

* * *

Приход официанта вернул Леони к действительности.

Она подняла на него взгляд и увидела, что за ним и над ним раскинулась фантастическая страна. В небе мерцали звезды, а на земле, в ветвях деревьев и на зданиях светились тысячи огней. Посмотрев в дальний конец крытого прохода, ведущего к их кабинке, она увидела оркестровую эстраду, освещенную разноцветными фонариками, — сооружение, достойное «Тысячи и одной ночи». Оттуда доносились звуки настоящей музыки. Оркестр играл, а люди танцевали. Это ничуть не походило на ученическое домашнее музицирование или гудение уличной шарманки.