Обмануть судьбу

Аксинья каждый раз вздрагивала, слыша любой шорох, уханье ночной птицы вдалеке, треск валежника. Она чувствовала, что Григорию последняя верста далась тяжело – сказывалась потеря крови. Шептала вслух благодарственную молитву.

– Наконец дома! – Аксинья первым делом промыла рану, туго забинтовала. Григорий побледнел, дыхание его стало неровным, прерывистым, рана была глубока. До утра она колдовала над целебными отварами, прислушиваясь к дыханию спящего мужа и молясь Богородице.

Утро началось с хозяйственных хлопот. Глаза закрывались, руки медленно двигались, каждое движение напоминало об усталости.

– Хворый муж проснулся, а жены нет! – бодро приветствовал ее Гриша.

– Да недалече я… Слава богу! Жара нет, – потрогала она лоб.

– Со мной все хорошо, – невольно поморщился кузнец, пошевелив больной рукой.

– Зубы не заговаривай! Рана будто овраг… Вот спасение твое, – показала Аксинья мужу мох.

Григорий подозрительно на него посмотрел, понюхал:

– Мох как мох. Сухой. Пахнет сыростью и болотом. Что в нем хорошего?

– Ложись и помалкивай!

Промыв мох и отмочив его в чистой воде, Аксинья приложила к глубокой ране и зашептала слова заговора.

– Будешь скоро здоров как бык!

– Да я уже здоров, иди-ка сюда, знахарочка, покувыркаемся.

– Больше ничего ты не придумал! Лежи спокойно, – сказала Аксинья. Ей нравилось, что она может прикрикнуть, что муж в ее власти, как младенец. – Гриша, а ты где ж научился так ножиком орудовать?

– В Крыму, был там у нас один умелец. Метал ножи даже с закрытыми глазами и всегда в цель попадал. Попросил я его поучить меня, маленько и навострился.

– Все, добрый молодец, засыпай, – поцеловала она мужа.

Долго сидела у его изголовья, прислушиваясь к мерному дыханию. Целую неделю Аксинья возилась с Гришей, насильно удерживала его в избе – он так и рвался в кузницу.

– Пока рана не затянется, нельзя тебе руку напрягать. Обойдется деревня седмицу и без кузнеца!

Мох ли помог или неистовая забота знахарки, но рана быстро затянулась. И скоро о ней напоминали только красноватые извилистые полоски на руке, зацелованные женой.

Теперь Аксинья отчетливо понимала, что мужу она дорога. Он жизнь за нее отдаст, если будет нужно. «Какая я счастливая!» – вздыхала она после очередного суетливого дня на плече Гриши. И гнала прочь воспоминания о той жестокости, с которой муж лишил жизни разбойников. О том наслаждении, которое было написано на его красивом лице.

* * *

Почти каждую ночь Аксинья ощущала горячие шершавые руки на своем теле, отзывалась, загоралась. Но больше терзало ее другое желание – сон. Однажды она разревелась, заматывая окровавленные руки:

– Гриша, ты меня прости. Нерадивая я хозяйка. Скотина не кормлена, скотник не вычищен. Не успеваю я…

Григорий проводил в кузне все дни и вечера напролет, оставив жене все хлопоты по дому. Невольно заставил он молодую жену работать до головокружения и ломоты в костях.

– Да как же… – Кузнец растерянно закусил ус и пожевал его во рту. Жену всегда забавляла эта его привычка, но сейчас ей было не до смеха. – Так… Давай помощника тебе найдем. Фимку!

Рыжий пакостный мальчишка, жилистый и ловкий, большую часть времени слонялся без дела. Его отец, Макар, троих сыновей приучал к лености и праздности.

Следующим утром вымытая лопоухая рожица Фимки торчала в окне. Он опасливо ожидал появления «хозяйки». Что наговорил ему Григорий, Аксинье так и осталось неведомо, но работал чертенок не на стыд, а на совесть. Весь день парнишка стучал молотком, пилил дрова, чистил, мел и скреб… Еще до полудня Аксинья не выдержала, позвала его к столу и с жалостью наблюдала, как жадно он хлебает уху, слизывает капли, бережно обсасывает рыбьи кости.

Аксинья села напротив, позволила минутку отдыха усталой спине. Она радовалась волчьему аппетиту паренька. Фимка выпросил добавку и яростно работал деревянной ложкой, только стук стоял.

– Это что ж у тебя? – вздрогнула «хозяйка». В рыжих нечесаных лохмах что-то яростно копошилось. – Да никак вши!

Фимка вскочил из-за стола, запнулся, потерял равновесие и чуть не упал.

– Ты куда убегать собрался?

– Так что… Прогонишь теперя?

– Ишь размечтался. Стричь будем, живность уничтожать.

Скоро ножницы скрипели в руках Аксиньи, а рыжие кудри падали на пятачок земли за скотником. Парень сидел смирно, сопел пугливо и молчал. Вся его смелость куда-то исчезла.

– Вот и все. Чистенький.

На памяти Аксиньи вшей в семье не было. Лишь раз Ульянка принесла на своих косах пакостную мелочь, и долгими осенними вечерами подружки вычёсывали гребешками яйца и мелких вшей. У них даже игра появилась: кто больше поймает и раздавит, тот и победил.

– Непривычно как! – ощупывал Ефим легкую головешку. Лысый, лопоухий, он стал куда забавнее: яичко с рыжими бровями и ресницами.

– До свадьбы отрастут, – улыбнулась Аксинья.