Обломки нерушимого

– Хорошо, что Мэйджа этого не видит… – доносились до Калли негодующие вопли отца. – …Это уже дно, понимаешь, дно!

Мама… Действительно, какое счастье, что ее здесь нет. Что было бы с ней, если б ей открылась вся правда о тайной жизни Калли? Не рак добьет Мэйджу, а дочурка ее любимая. «А может, вернуться в «Греджерс»? Может, Руди прав, и я в самом деле смогу этим доставить маме хоть небольшую радость? В «Греджерс» у меня есть перспектива снова стать собой…»

– Калли… Калли, слышишь? – звал Бенни сестру. – Тут про «Греджерс» говорят!

Услышав название своей школы, Калли мигом опамятовалась, подошла к брату, тот прилип к телевизору. Шли местные «Новости», показывали «Греджерс»… Взволнованная корреспондентка рассказывала про трагическое происшествие: на территории прославленной школы для девочек совершенно убийство. Жертва – Элай Арлиц, сын широко известного врача-психотерапевта Риннон Арлиц. Убийцей, ко всеобщему ужасу, является одна из леди «Греджерс» – Никки Дилэйн.

Эта новость стала последней каплей, переполнившей чашу страданий Калли, острым клинком она вонзилась в ее сердце. У Калли подкосились ноги, в глазах потемнело. На посиневших устах ее замер слабый крик, и она тотчас упала без чувств.

* * *

Из «Греджерс» никого не выпускали до самой зари. Власта уже отправилась за Никки, по горячим следам, а ее помощники продолжали тщательно осматривать периметр школы, в надежде обнаружить новые улики.

Риннон Арлиц стояла в стороне от журналистов, толпы зевак, людей в форме… Всем она казалась спокойной и даже слегка равнодушной. Каждый задавался вопросом, глядя на нее: «Она такая сильная или до такой степени бесчувственная?» Никто не мог понять, что происходило с несчастной матерью на самом деле, никто не сознавал, что взору их представлено просто тело, медленно дышащее, напряженное тело, что душа и мысли в этом теле окоченели в тот момент, когда Риннон ответила на звонок миссис Маркс и услышала известие о смерти сына.

В таком же напряженно-закоченелом состоянии находился и Грэд Арлиц.

– Нам нельзя уехать? – спросила Риннон мужа.

– У полицейских полно вопросов к нам. Надо потерпеть.

– Грэд, Рэми должна быть под присмотром. Она может навредить себе. – С той же безмятежной, обыденной интонацией, с какой говорила Риннон, можно было бы сказать: «Дорогой, надо полить цветы».

– Я буду рядом с ней, – так же безмятежно ответил Грэд. Так дальше и общались друг с другом два придавленных, умерщвленных горем человека.

– Нет, ты не понял. Ее ни на секунду нельзя оставлять одну. Нас сейчас многое отвлекает… Да и мы сами за себя отвечать пока не можем, мы рассеяны, упустим момент. Я позвонила Сандре Крэнстон, она посоветовала немедленно отправить Рэми в клинику, для контроля.

– Ты имеешь в виду учреждение для душевнобольных? Риннон, даже думать об этом не смей… Какие мы родители после этого?..

– Так будет лучше для всех. Мы не уберегли сына… Если снова проявим неосмотрительность, то потеряем еще и дочь. Грэд, пойми, то, что мы с тобой испытываем сейчас, – это мелочь, по сравнению с тем, что чувствует Рэми. У нее с Элаем была очень крепкая связь… Она не выдержит.

Грэд больше не спорил. Рэми той же ночью экстренно увезли в клинику. Она очень обрадовалась такому решению родителей. В стационаре Рэми отдохнет, восстановится посредством профилактической терапии, многочасовых прогулок и полноценного сна; ей не придется присутствовать на очередных допросах, видеть скорбящих отца с матерью. Пусть ее жалеют и дальше, пусть ее избавят от всей этой следственной и предпохоронной суеты. Рэми все это на руку. После смерти брата ее сердце оледенело. Пока она будет нежиться на этом «курорте свихнувшихся душ», Никки заключат под стражу, все кому не лень станут перемывать ей косточки, ее раз и навсегда вышвырнут из приличного общества, из нормального мира. Нет больше Никки!

* * *

Рэмисента сидела на лавочке в больничном сквере, подставив зажмуренное лицо утреннему солнцу. В воздухе носилось что-то опьяняющее, располагающее к неге. Кое-кто застал Рэми в таком расслабленном, истомном состоянии, сел рядом. Рэми без желания открыла глаза, повернула голову к тому, кто решил составить ей компанию.

Представьте, что вам снится дурной сон. Вы видите объект вашего главного страха, вас парализует, вы задыхаетесь, в поту и с криком просыпаетесь и понимаете, что весь этот ужас из сновидения перекочевал вместе с вами, теперь он наяву и еще более опасен. Страх ваш удесятеряется, вы точно знаете, что не перенесете его…

Скверное чувство, да? Вот то же самое испытала Рэми, когда увидела подле себя Циннию Каран. Та сказала ей с жестокой усмешкой:

– Сколько раз я представляла себе, что встречу тебя здесь. Мечты сумасшедшей… И вот как теперь не верить в чудо?

* * *