Обломки нерушимого

– Вы правы, Риннон. Самое страшное уже позади. Но… Я снова и снова вспоминаю то, что произошло, и никак не могу поверить, что это было на самом деле. Все было как будто во сне или вовсе не с нами. Неужели мы хоронили ее? Неужели видели ее мертвую и почти не плакали?.. Мне тогда лишь хотелось, чтобы все это поскорее закончилось: не ходить в больницу, не тешить себя пустыми надеждами, не видеть слез родителей, не видеть Джел… больше не видеть ее ТАКУЮ. Казалось, что после похорон станет легче. Отнюдь… Вы говорите, что боль и потери всем предначертаны, но я такая глупая, Риннон! Я верила в чудеса, надеялась, что нашу семью такое горе не коснется. А оно не просто коснулось… оно убило нас.

Саша поставила кушанье и ушла. Только Кармэл Дилэйн могла в такой ситуации оценивающе взглянуть на бедную Сашу. Кармэл заметила, что девушка набрала вес. «Горе ее, может, и не убило, но совершенно точно надругалось над ее лицом и фигурой».

Саша, вопреки настойчивым уговорам матери, взяла перерыв в модельном бизнесе, а после стала заедать свои переживания, отчего ее тело заметно округлилось, а лицо покрылось ярко-красными созвездиями прыщей. Закари Ричардсон, конечно же, сразу прервал общение с Сашей, испугавшись таких метаморфоз в ее внешности. Он быстро нашел ей замену – сногсшибательную Эль Деранджер, она тоже работала моделью. О новой пассии своего давнего поклонника Саша узнала от Кирона. Она часто встречала его у могилы Джел. Вместе с Кироном Саша возвращалась из царства мертвых в мир живых. Он провожал ее до дома, они с удовольствием болтали. В одном из разговоров Кирон и поведал о брате и его возлюбленной. Саша сделала вид, что эта новость обрадовала ее, но на самом деле она печально сказалась на ее хрупкой самооценке.

Затишье в личной жизни у Саши будет недолгим. Через пару лет она выйдет замуж за успешного адвоката, уедет в Америку. Все в ее жизни будет прекрасно до тех пор, пока Саша не задумается всерьез о материнстве. После долгих, мучительных обследований врачи поставят ей диагноз – бесплодие. До конца жизни Саша будет со слезами на глазах вспоминать и проклинать себя – юную, глупую, жрущую опасные таблетки для похудения, пытающую себя строжайшими диетами, выблевывающую завтрак, обед и ужин, и радующуюся великолепным параметрам своего анорексичного тела. Но все это будет потом. Пока что Саша, не ведая о своей безрадостной участи, идет домой, выговорившаяся, освободившаяся, и надеется на то, что она еще сможет быть счастливой. У нее тогда появилась мечта: родить девочку и назвать ее в честь сестры. «Сбудется! Конечно, сбудется! И тогда я буду самой счастливой. Я снова буду с Джел…»

* * *

– Слышали, что в Бэллфойере творится? – спросила Кармэл. – Многие жалуются, что у них пропали ценные вещи. Кто-то сначала подозревал прислугу, кое-кто и своих детей, ну а когда случаи кражи участились, то все пришли к выводу, что у нас завелась банда грабителей.

– А полиция что же? – озвучила Мэйджа интересующий всех вопрос.

– Полиция ничего пока не может сделать. Следов взлома нет, на камерах все чисто. Либо это делают очень умные, предельно осторожные преступники, либо на самом деле кто-то из своих. Даже не знаю, что хуже…

– Получается, люди зарабатывают честным трудом, бережно хранят нажитое, чтобы передать наследникам, а какие-то твари вламываются к ним в дом и… – Нечасто можно было увидеть такую взволнованную, пышущую яростью Аннемари Брандт. – Вот поймать бы одного из этих воришек да проучить как следует!

Мать одного из этих воришек, представителя той самой очень умной и предельно осторожной банды, сидела возле Аннемари. Мэйджа и не догадывалась о злодеяниях своей дочери, что поставила на уши всю элиту города.

– Мэйджа, ты приболела? – поинтересовалась Йера, когда миссис Лаффэрти сильно закашлялась.

– В новой квартире сквозняки жуткие…

– Кстати, когда ты пригласишь нас на новоселье? – спросила Кармэл.

– Ох, нескоро, девочки. Дел невпроворот, понимаете?

– Если нужна помощь, ты только намекни, – предложила Аннемари.

– Да что вы! Мы со всем справляемся. Лаффэрти никогда не сдаются. И не берут взаймы.

Все беззлобно посмеялись. К моему удивлению, и на счастье миссис Лаффэрти, никто не акцентировал внимание на ее скверном самочувствии. Позже я поняла, что подруги все-таки отметили ее бескровную кожу трупного цвета, вялые движения, некрасивое, изможденное лицо. Но все это они связали с последствиями многочисленных семейных проблем. О красоте думается в последнюю очередь, когда жизнь беспокоят такие катастрофические перемены… Да и потом, в Голхэме почти все так выглядят, не зря же в Бэллфойере этот район прозвали первым кругом дантовского ада. Никто не знал, что у Мэйджи рак и помимо проблем в семье она вынуждена терпеть многочисленные побочные эффекты тяжелейшего лечения. Мэйджу спасала в этот момент гордость. Да, именно гордость. Она не позволяла Мэйдже расслабляться, просить помощи, принуждала ее притворяться, будто все хорошо, временные трудности – не помеха ее счастью. «До самого конца буду держать марку!» – таким был девиз Мэйджи.