Об исполнении доложить

— И верьте! Но не слепо. Нет большей обиды, чем обида недоверием, но нет большего преступления в наших обстоятельствах, чем потеря бдительности.

Сомов мне нравился все больше и больше: из увлекающихся, из тех, кто не умеет служить делу вполсилы. О своей будущей работе в подполье говорил вдохновенно:

— Кроме партизанских отрядов мы намерены создать молодежно-комсомольские группы в каждом селе и поселке. Немногочисленные, но надежные. Руководителей подберем из заслуженных людей, а членами группы будут парнишки и девчонки. Молодежь мечтает о подвигах, вот она и будет их совершать. Тут главное — проконтролировать, чтобы молодежь не зарывалась, а делала все продуманно, грамотно.

Николай Лаврентьевич называл десятки имен и фамилий, давал людям свои и, по-моему, довольно точные характеристики. О Караулове, к примеру, он так сказал:

— Человечище. Ростом — верста коломенская, в плечах — косая сажень. Усищи, как у Тараса Бульбы. Бас — на зависть самому Михайлову. Шептаться не умеет, кланяться и ползать не обучен. Вот так и прет через жизнь напролом. Удача ему всегда сопутствует. Это знает вся Ивановка. И люди за Иваном Евдокимовичем готовы в огонь и воду. Мне кажется, это ценнейшее качество для командира партизанского отряда.

В таких же сочных красках Сомов описал и Лысака.

— Прямая противоположность Караулову: хитер и осторожен. На кривой такого не объедешь. Есть в нем этакая мужицкая мудрость.

— Природные условия для действия партизанских отрядов в Донбассе не ахти какие, — в сдерживающих тонах заговорил Федор Николаевич. — В степи, особенно зимою, большую группу людей не спрячешь. Более-менее подходящие леса лишь в районе Светлова. Это, конечно, не Брянские леса, но все же. Эти условия диктуют и задачи, которые предстоит решать подполью, вынужденному действовать небольшими маневренными группами. Оно должно вести глубокую войсковую разведку, снабжать разведотдел и политотдел фронта информацией и вести постоянную агитационную работу среди населения. Очень важно показать остающимся в оккупации, что Советская власть вездесуща, а сама оккупация — дело временное. Для того чтобы не позволить врагам разгромить подполье единым махом, надо избегать крупных столкновений с гитлеровцами, а борьбу вести скрытую.

Явился Лысак. Запыхался. Пот — градом, не успевает вытирать его с загоревшего лба платком. Спешил человек. Лысак был довольно тучен, но при всем при том подвижен и даже чуточку суетлив. Помня характеристику, какую ему дал Сомов, я внимательно присматривался, невольно карауля момент, когда проявит себя хваленая мужицкая смекалка и рабочая хитрость. Но что-то не замечал ни того, ни другого. «Видимо, условия не те», — решил я.

Беседу с Лысаком вел в основном Федор Николаевич. Я слушал. Вопросов почти не задавал. Лысака я встретил впервые, и мне хотелось по профессиональной традиции на первых порах просто присмотреться, привыкнуть к человеку. А вопросы… Для них еще приспеет время.

Когда Лысак ушел, Сомов спросил меня:

— От нас, будущих подпольщиков, на данном этапе какая-нибудь помощь нужна?

Я рассказал ему о странностях, связанных с деятельностью ракетчиков-сигнальщиков.

— В Светловском районе их выявлено и задержано предостаточно. Сигналили они множество раз, а вражеские самолеты по-настоящему еще не бомбили ни станцию, где скапливаются воинские эшелоны, ни сам город, имеющий стратегическое значение.

Сомов понял мою тревогу:

— Замышляют что-то пакостное.

Я попросил его мобилизовать городские группы самообороны, а также всеобуч на борьбу с ракетчиками-сигнальщиками.

— Пусть местная газета поместит хороший материал о тех, кто отличится в этом деле, — посоветовал Белоконь.

— Надо заставить нервничать хозяина передатчика. Пусть у него вызревает опасение, что патриоты вездесущи. Он начнет принимать какие-то меры, активизируется, — согласился я с ним.

Четыре тяжелых контейнера

Поехать в Ивановку вместе с Сомовым и Белоконем мне не довелось. Меня в кабинете у председателя райисполкома разыскал капитан Копейка и сообщил:

— Товарищ полковник, к вам прибыла военврач Неделина. Она по поводу того госпиталя, в котором оперировали Сугонюка.

Пришлось извиниться перед Федором Николаевичем. Он отпустил меня:

— Мы всегда предпочтение отдаем тем делам, которые неотложны.

Я поспешил в отделение НКВД.

В кабинете капитана Копейки меня поджидала рослая женщина, одетая в форму военврача. Капитан Копейка тактично оставил нас вдвоем.

Военврач заговорила низким, грудным голосом:

— Меня прислали к вам как специалиста по госпиталю №35767. Я там работала врачом и была свидетелем его гибели. Любовь Ивановна Неделина, — представилась она.

Неделина! Неделиным было подписано медицинское свидетельство Сугонюка.

— Значит, госпиталь погиб? — спросил я, предложив Неделиной присесть.