Об исполнении доложить

Она открыла нам кабинет, уговаривая подождать председателя райисполкома здесь.

Белоконь пробурчал:

— Не люблю парадности. Не на торжество же приехал…

— Может быть, он думал, что вы сразу поедете к Караулову, и решил проводить. От границы района Ивановка ближе, — предположил я.

— Если бы мне надо было вначале в Ивановку к Караулову, я бы предупредил, а дорогу уж как-нибудь и без провожатых найду, я в Донбассе не гость, все закоулки-переулки не хуже любого старожила знаю.

Сомов появился минут через шесть-семь. Поздоровался с Белоконем, со мною.

— Извините, разминулись. Позвонили из обкома: «Федор Николаевич у вас в районе. Встречайте. Он где-то с полковником Дубовым». Ну я и поспешил в гостиницу.

— А я-то уж думал — на границу района подался! — усмехнулся Белоконь.

С Сомовым мы встречались не однажды. Я представился ему, как только появился в городе. Памятуя слова Белоконя, что Сомов — возможный секретарь подпольного райкома, я при всяком удобном случае обращался к нему за помощью.

Сомов был выше меня ростом (у меня метр семьдесят пять). Но не из крепышей. Выразительные серые глаза. Высокий лоб. Мягкий овал подбородка. Николай Лаврентьевич понравился мне с первой встречи.

Белоконь сказал ему о цели нашего визита и попросил:

— Вызывайте командира партизанского отряда Лысака, продемонстрируйте оперативность связи. А к Караулову в Ивановку сами наведаемся.

— В таком случае, его надо предупредить, чтобы был на месте.

— Предупредите, — согласился Белоконь. — А то у меня времени в обрез, да и у вас оно про запас в скирдах не лежит.

Я сказал Сомову, что нам с ним в дальнейшем придется тесно сотрудничать:

— Донбасс — рабочий край, известный своими стойкими революционными традициями. И гитлеровцы сюда для борьбы с патриотическим движением пришлют своих лучших специалистов.

Сомов заерзал на стуле, словно ему неудобно стало сидеть: от непривычной позы затекли ноги. Глянул на меня как-то очень просительно и в то же время доверчиво.

— Я понимаю… — сказал он, волнуясь. — Оставшегося в подполье ожидают не только победы… Нельзя исключать даже самого трагического — гестаповского застенка. Чтобы неожиданное не застало врасплох, не обезоружило, надо готовить себя к худшему. Вот Рахметов в книге Чернышевского «Что делать?»… Готовил себя к возможной встрече со своими палачами. Я имею в виду не гвозди и битое бутылочное стекло вместо матраца, а моральную сторону, идейную.

Он был со мною предельно откровенен. Я с уважением подумал: «А такие при необходимости умеют молчать».

— Есть серьезные основания предполагать, — сказал я, — что гитлеровцы постараются заслать свою агентуру в район будущего действия вашего подполья уже сейчас. Поэтому при проведении любых мероприятий надо проявлять особую бдительность.

Он закивал головой:

— Это само собою разумеется. Правда, у меня еще нет нужного опыта… Но по всем сложным вопросам я консультируюсь с бывшим чекистом, будущим командиром партизанского отряда Карауловым.

— Ивану Евдокимовичу действительно в таких делах опыта не занимать, — одобрительно высказался Белоконь. — И вот вам с Петром Ильичем уже сейчас надо предпринять кое-какие контрмеры, иначе дело может обернуться так, что подполье не сумеет выполнить своих задач.

— Все, что от нас зависит… — Сомов воодушевился. — Меня радует патриотическое настроение наших людей. Жизнь — она со многими углами, порою острыми. Во имя больших интересов мы не всегда были предельно справедливы и гуманны в отношении друг к другу. А сейчас все живут одним — ненавистью к гитлеровцам. С месяц тому мне довелось свидеться с одним бывшим раскулаченным из Ивановки. В госпитале лежал… Его семью вывезли в Сибирь. Но на новом месте им создали условия, и они обросли хозяйством позажиточнее того, что было здесь. Земли — вдоволь, отменные луга. Работал в колхозе. Увидел меня — улыбается. «Спасибо, Николай, по твоей милости света белого повидал». Я его раскулачивал. А он ко мне, как к другу! Фронтовик. Ранен.

Сомов в своем оптимистическом выводе был прав и неправ. Несчастье, свалившееся на Родину, действительно сплотило нас еще больше, мелочи жизни отошли на второй план. Но не для всех. Во Львове по нашим отступающим частям националисты стреляли из окон, с чердаков. На оккупированной территории гитлеровцы создавали полицию из местного населения. Мне были известны случаи, когда выдавали врагу наших бойцов и командиров, выбиравшихся из окружения. Одной из задач, стоящих передо мной, контрразведчиком, остающимся на оккупированной территории, было выявлять таких предателей, Поднимать против них на беспощадную борьбу патриотов.

— Есть, Николай Лаврентьевич, люди, — сказал с нажимом Белоконь, — которые люто ненавидят Советскую власть. Но вам в подполье придется сталкиваться и с другим — с обычной трусостью, угодничеством перед силой… А разбираться в истоках предательства будет просто недосуг.

— Так хочется верить в хорошее, что есть в человеке, — с грустинкой проговорил Сомов.