О мифах и магии (ЛП)

— Не будь идиотом, — всегда отвечала она.

Почти всегда. Не сейчас.

Это должно было когда-нибудь случиться — время шло, а Северус был намного старше её. Гермиона пыталась не обращать внимания, пыталась отмахиваться от реальности: ей было всего лишь за сорок, когда у него начали скрипеть кости, хрипеть лёгкие, когда старый дом наконец дотянулся до Снейпа, чтобы забрать ещё одну жизнь.

«Переехать нам, что ли», — не раз говорила Гермиона. Вот только и Гермиона, и Северус понимали, что это просто слова. Дом был теперь частью их самих. Переездом, как и тем своим решением не отказываться от попытки завести детей, они бы окончательно признались самим себе, что всё-таки собираются остаться в этом мире.

Слишком поздно. Трепыхался опускающийся занавес. Они прожили славную жизнь. Долгую жизнь. Они любили друг друга, хотя обычно упорно отказывались произносить это вслух. И оба это знали — слова тут были не нужны. Любовь была во взглядах, в заботе и привязанности, в том, что они сумели так долго прожить под одной крышей, поддерживая друг друга словом и делом, и льнули друг к другу ночами.

Ничего удивительного, что в ту ночь, когда Снейп умирал, Гермиона чувствовала необъятную грусть и глубокое сожаление. А ещё облегчение — не нужно больше принимать решение. И благодарность за то, что она подождала, за то, что дала ему — и получила сама — возможность эту жизнь прожить.

Слабеющая рука Снейпа покоилась в её руке.

Больше с ними никого не было, и никто больше тут не был нужен. И всё же Гермиона узнала ту, что находилась с нею рядом. Они встречались прежде — и как часто Гермиона чувствовала в ней врага, а не друга?

— Ты будешь меня помнить? — спросила она Северуса Снейпа, когда приближалась ночь, когда его дыхание стало прерывистым, а пульс угас до тихой дроби. — После?

Тогда жила на его шее чуть напряглась. Линии двух жизней углубили борозды на его лице. Кулон качался между ними, чёрный камешек всасывал в себя весь свет.

Дыхание, вырывавшееся из пересохшего горла Снейпа, было слабым, тихим, как лёгкий шелест бумаги. Ей пришлось склонить голову ближе, чтобы расслышать, чтобы почувствовать выдохнутое слово единственным слышащим ухом:

— Всегда.

========== Вторая жизнь Гермионы Грейнджер ==========

Всё хорошее однажды кончается. Любая, даже самая славная жизнь, подходит к завершению. Гермиона смотрела, как Северус Снейп соскальзывает в распахнутые объятия Смерти во второй раз — на сей раз стариком, готовым приветствовать Смерть и примириться с жизнью, которая у него была, и с жизнью, которую ему предстояло оставить позади.

Когда-нибудь наступит черёд Гермионы. Когда-нибудь ей до чёртиков надоест одиночество, надоест доживать последние годы наедине с воспоминаниями: не будет уже ни Дина, ни Снейпа, ни даже Лили. Некому будет напоминать, некому помочь ей справиться с непрошеными мыслями.

Однажды Смерть нагонит Гермиону. Однажды Смерть появится в тупике Прядильщика и протянет к ней длинную костлявую руку.

Однажды Гермиона, пока она ещё не потеряла голос, поднесёт сморщенные свои пальцы ко рту, прижмёт кожаный шнурок к губам и зубами ощутит гул подвески.

«Я готова вернуться, — скажет она камню. Тишину кухни будет нарушать только тиканье любимых часов Снейпа, неустанно отсчитывающих время. — Я готова вернуться к жизни, от которой отказалась». И весь день Гермиона будет чувствовать, как дом вокруг неё словно мерцает, дрожит, готовясь раствориться в небытие. Сердце время от времени будет запинаться — так неохотно тарахтит двигатель дряхлого автомобиля, то и дело пуская обратные выхлопы.

Но Гермиона будет спокойна.

Она будет готова.

Она произнесет твёрдо, без колебаний: «Я готова умереть».

И знакомый ей мир скроется как за завесой, и Смерть быстро, бережно и так ласково понесёт Гермиону на другую сторону.

***

2 мая 1998 года

Школа чародейства и волшебства Хогвартс

После

Гермиона дышала. Сердце её билось. Тело было упругим, гибким, юным и гудело от тока электронов и нейтронов, и протонов, и всяких других частиц, о которых она ещё не знала и, возможно, не узнает никогда.

Уж точно не в этой жизни, где у неё в одной руке палочка, а в другой чёрный камень.

Не в Визжащей Хижине.

— Нет! — крикнула Гермиона.

Старшая Палочка раскалилась в её руке добела и упала на пол. Плащ соскользнул с головы и лужицей расплавленного серебра собрался на земле. Гермиона затолкала камень обратно в карман.

Она выругалась, и Рон обеспокоенно позвал её по имени.

— Подожди, погоди-ка, — бормотала Гермиона, подбирая выроненную палочку. Мозг, охваченный паникой, бурлил, отчаянно пытаясь очиститься от мыслей и воспоминаний и не дать себе захотеть, пожелать нечто, чего никогда не должно было произойти в этом мире…

— Обезоружь меня, — крикнула она Гарри. — Забери её у меня!

— Гермиона? — снова позвал Рон, но Гарри просто направил свою палочку на Гермиону и сказал: «Экспеллиармус».

Старшая Палочка впорхнула в его руку. Гарри крепко сжал её, а затем сунул обратно в рукав и, нахмурившись, глянул на Гермиону. Рон смотрел на подругу со смесью восхищения и гадливости.