o f8584337f830f4e2

мутноватый взор. – Ты собаку с детства… воспитывай с детства. Тогда пойдет. Потому что

преданность в ней. Вот я последние штаны… отдам. А собаку нни за что…

Видимо, он собрался произнести длинную речь о собачьей преданности, но мама,

оправившись от потрясения, схватила Уголька за локоть и увлекла от опасного места…

Итак, собаки не было. Был только пожилой кот Вьюн, прозванный так за то, что в

молодости отличался изяществом и грациозностью.

Собачья жизнь не для котов. Коты созданы для того, чтобы по ночам дурными

голосами орать на крышах, днем спать на солнце, утром и вечером воровать на кухне

молоко и рыбу, а в свободное от этих занятий время изредка ловить мышей. Вьюн считал

такой образ жизни совершенно правильным. Уголек считал иначе.

У него не было верного пса, который бы вытаскивал хозяина из кипящей морской

пучины, шагал с ним по ледяным арктическим пустыням, помогал в охоте на носорогов и

ловил шпионов. Зато у нашего Уголька было богатое воображение. А с помощью

воображения нетрудно сделать из кота собаку.

Начались для Вьюна тяжелые дни. Через неделю он похудел и стал тонким, как в

юности. Он сопротивлялся. Он показывал когти. Но через месяц Вьюн понял, что для

собственного благополучия следует ходить на цепочке, не упираясь, и становиться на

задние лапы, как только этого захочет упрямый хозяин. В общем, он многое понял.

Но ничего не понял Митька Шумихин. И его друзья не поняли.

Когда Уголек первый раз вывел кота на цепочке от старых ходиков, во дворе раздался

восторженный вой пяти глоток. Даже ВитькаМушкетер, которого Уголек считал человеком

благородным и умным, поддался общему настроению. Он подскочил к Угольку, вежливо

помахал перед ним бумажной шляпой и задал вопрос:

– Позвольте узнать, что за порода у вашей великолепной собаки?

– Верблюд, – сказал Уголек.

– Очевидно, иностранная порода? Удивительное название…

– Ты верблюд, – уточнил Уголек, отойдя поближе к дому…

Ты думаешь, с тех пор он бросил дрессировать Вьюна? Уголек упрямый.

Если смеются над ним или не получается чтонибудь, он только прикусывает

нижнюю губу. Даже глаз не прищуривает, как это делают другие упрямые люди. Он лишь

прикусит губу, а глаза открывает еще шире, будто удивляется чемуто.

УГОЛЕК НЕ ХОЧЕТ БЕЖАТЬ. ДВОЕ И ОТЧАЯННАЯ ТЕТКА

В доме, где живет Уголек, в каждом подъезде – сквозной коридор. Одна дверь ведет

на улицу, другая во двор.

Во двор Уголек не пошел: там он мог встретить Митьку и других своих

недоброжелателей. А друзей Уголька в городе не было. Разъехались на лето кто куда.

Вовкахудожник оставался, но и тот сегодня уехал на дачу.

Уголек перехватил покороче цепочку и вывел кота на улицу.

Эх и не повезло же ему! Вся Митькина компания двигалась навстречу.

Впереди приплясывал маленький веснушчатый Сережка. Он с Угольком учился в

одном классе. Только там его звали не Сережкой, а Шурупом.

Шуруп – вот и все. Это за вертлявость.

За Шурупом шли шеренгой сам Митька Шумихин и толстощекие неповоротливые

братья Козловы – Глебка и Валентин. Они очень похожи, но Валентин отличается более

высоким ростом и глупостью.

СережкаШуруп крутился перед ним и чтото рассказывал писклярым своим голосом.

Шурупа слушали, и сначала никто не увидел Уголька.

Немного в стороне от компании шагал ВитькаМушкетер. Он не обращал внимания

на Шурупа, потому что презирал его. Уголька он тоже не заметил. Тонкой сосновой

шпагой, изящно выгибая талию, Витька рубил головы ромашкам. Эти ромашки цвели у

тротуара. Ветер принес семена из леса, и они проросли у асфальта. Не думали, что

погибнут от клинка легкомысленного Мушкетера.

Лишь одну ромашку пощадил – самую большую, приютившую на себе

чернозолотистую пчелу. Узкий клинок вздрогнул и замер у самого стебля. И уткнулся в

траву. ВитькаМушкетер вздохнул и поднял задумчивые глаза.

И он заметил Уголька.

– Оо, – сказал Витька. – Взгляните, почтенные дамы и господа.

«Дамы и господа» тоже увидели Уголька. Братья Козловы радостно завопили. Шуруп

завертелся вокруг оси. Митька замотал своим казацким черным чубом и сделал вид, что

боится Вьюна.

– Тише, – сказал Митька. – Оно кусается…

После этого они двинулись навстречу Угольку. И ничего хорошего такая встреча не

обещала. Мушкетер еще помнил «верблюда», Митька вообще любил дразниться, братья

Козловы были с ним за компанию. А Шуруп всегда был за тех, кого больше – на всякий

случай.

Уголек стоял. Сзади была открытая дверь, но он стоял, потому что бежать ему

мешала гордость. А может быть, это была не гордость, Уголек и сам не знал. Если бы за

ним гнались, кричали, свистели, он бы, конечно, удирал без оглядки. Но мальчишки

подходили медленно. Они ухмылялись. Будто испытывали нервы Уголька. И он не

двигался, стоял, прикусив губу.

– Я ведь к вам не лезу, – сказал наконец Уголек.

– Пусть он прыгнет через огненное кольцо, – потребовал Митька и показал концом