o e460f10b28ddb1c1

возможных неприятностей.

Вожак выпустил меня из клетки и, ничего не объясняя, повел из здания.

После побега маршрут выхода наверх слегка стерся из памяти. Да и бежала я тогда,

доверившись интуиции, особо не осматриваясь. Впрочем, и запоминать ничего не

пришлось — выйти из комнаты с клеткой и по коридору к лифту.

Оказавшись на улице, я с наслаждением вдохнула прохладный воздух полной

грудью. Кондиционерам не сравниться со свежестью леса. Пару часов назад прошел

дождь. Раскаленная земля приняла большую часть влаги. И воздух пропитался

одуряющим ароматом живицы и хвои, запахом мокрой травы и летних грибов. Но острее

всего пахло волчьей шерстью — я даже чихнула.

— Будь здорова, — вежливо пожелал Захарий и подтолкнул в спину: — Скорее, нас

ждут.

Кто ждет, можно и не уточнять, — рассказал нос.

Утоптанная дорожка привела к густому, высокому орешнику, и когда мы прошли

сквозь него по узкой тропинке, я замерла, пораженная открывшейся картиной. Большая

поляна, по кругу разбросаны толстые бревна. И на них — волки. Одни стояли, другие

сидели, некоторые и вовсе вальяжно разлеглись… Гигантские зверюги, серые, смоляно-

черные, серо-коричневые, молча встретили нас. В их желтых глазах светилось ожидание,

любопытство и… азарт?

Удивляться тому, что я вроде бы определила эмоции незнакомых оборотней,

времени не было — старший Горобинский, подталкивая в спину, вывел в центр поляны,

где росла старая сосна. Дерево было настолько огромно, что его ствол могли бы обхватить

разве что человека три, не меньше.

Оказавшись у сосны, я принялась считать волков, краем глаза не выпуская из вида

вожака, поднявшегося на поросший мхом валун. Прямо король-лев из известного

мультфильма…

К оставшемуся возле подножия «трона» Андрею подошли друзья — Соболев с

Алиной. Девушка бросила на меня быстрый взгляд, в котором легко читалась злость.

Похоже, дуется, что я подставила их, сбежав? Да еще так подленько, уложив в кровать к

здоровяку… Эх, от нее мне теперь сочувствия не дождаться, это точно.

— Вервольфы живут бок о бок с людьми тысячелетия, — зычно начал вожак свою

речь. — С каждым столетием меняемся мы и наши законы. Но порой происходит нечто,

что заставляет вернуться к истокам, к древним законам. В нашем случае поводом стал

спор за свободную самку.

Я насторожилась. Спор предполагает как минимум двух участников. Что Андрей

претендует, понятно, а кто второй? И есть ли он?

Любопытство мое осталось неудовлетворенным — имен Горобинский не назвал.

Ловко обошел скользкий момент. Я могла бы поднять этот вопрос, да вот толку от

него? Вся эта речь — показуха, видимость, что придерживаются своих законов. Как

скажет вожак, так и будет. Ну что ж, если выдадут замуж против моей воли, в истории

оборотней я стану первой новобрачной, которая искусает супруга.

— По нашим обычаям выбирает женщина. Но если претендентов много и она не

может определиться, за нее сражаются.

Захотелось захихикать. Да на здоровье! Пускай дерутся, плакать, если поубивают

друг друга, не буду.

— Но если самка из чужаков, — голос вожака посуровел, — и крутит хвостом,

нарочно сталкивая сильных самцов стаи лбами, она не заслуживает священного поединка.

Ого, приплыли… Неожиданно.

121

— Я никого не…

— Заткнись! — прошипел вмиг оказавшийся рядом Андрей и сжал мою руку.

Кости затрещали, ломаясь. От боли потемнело в глазах.

— Такую самку имеет право попробовать каждый свободный самец стаи, чтобы

решить, стоит ли за нее проливать кровь своих братьев. Это древний закон, и он

справедлив.

Слова старшего Горобинского подернулись туманом и взбудораженным воем.

Сильная и смелая на словах волчица, я почувствовала, как уходит земля из-под ног.

Андрей подхватил меня на руки и понес с поляны прочь. Понес мимо своих

соплеменников, словно победитель — трофей.

В полузабытье увидела бледное лицо кусающей губы Алины и хмурого Соболева,

скалой стоящего за ее плечом. Здоровяк начал что-то говорить, но девушка треснула ему

локтем под дых.

Почти у самой полосы орешника пригрезился родственник.

— Макс, спаси…

Двоюродный брат мне привиделся, ведь только в кошмаре на шепот о помощи он

мог испуганно отшатнуться. И это стало последним, что я запомнила.

Очнулась под холодными струями душа.

— Что же ты слабенькая такая? — бормотал Андрей, стаскивая с меня намокшее

платье. — Даже неинтересно.

— Посмотрела бы я на тебя, когда объявили бы о милой традиции коллективно

насиловать упирающихся женихов.

Горобинский, даром что волк, громко заржал:

— Мне бы такая традиция понравилась.

Идиот… Ну что тут еще сказать?

— Оставь в покое мой лифчик и проваливай из душа, — потребовала я сердито,

ударив по его наглой лапище, стаскивающей бретельку с моего плеча.

Поднявшись на ноги, попыталась выпихнуть наглеца прочь.

— Ты — моя невеста, я имею полное право тут находиться.

Он так удобно стоял, широко расставив ноги на скользких плитах, что грех было не

воспользоваться случаем.