И то же самое было бы, если бы ученик усомнился в единообразии природы, а значит, и в оправданности индуктивных выводов. — Учитель почувствовал бы. что такое сомнение лишь задерживает
их,что из за этого учеба только застопоривается и не продвигается. — И он был
316. И разве это не было бы равнозначно тому, что ученик приостанавливал бы занятия по истории сомнением в том, действительно ли Земля...?
317. Такое сомнение непричастно к сомнениям в нашей игре. (Но эту игру мы не выбирали!)
318. “Вопрос вообще не возникает”. Ответ на него характеризовал бы
319. А тогда разве не следовало бы заявить, что между предложениями логики и эмпирическими предложениями отсутствует четкая граница? Это как раз и есть неотчетливость границы между
320. Я полагаю, здесь следует вспомнить о том, что само понятие “предложение” не слишком отчетливо.
321. Ведь я говорю: каждое эмпирическое предложение может быть преобразовано в некий постулат — и тогда оно становится нормой изложения. Но даже это вызывает у меня некоторое недоверие. Это слишком общее предложение. Так и хочется сказать:
“Теоретически каждое эмпирическое предложение может быть преобразовано...” — но что значит здесь “теоретически”? Это звучит слишком уж в духе
322. А что, если бы ученик не пожелал поверить в то, что эта гора находится тут с незапамятных времен? Мы сказали бы, что у него совершенно нет
323. Значит, разумное недоверие должно иметь основание? Мы могли бы также сказать: “Разумный человек верит в это”.
324. Следовательно, мы не назвали бы разумным того, кто верил бы чему-то наперекор свидетельству науки.
325. Заявляя: мы
326. Но кто подсказывает нам, во что разумно верить в
327. Итак, можно было бы сказать: “Разумный человек верит:
Земля существовала задолго до его рождения; его жизнь протекает на земной поверхности или же где-то поблизости; он, скажем, никогда не был на Луне, у него есть нервная система и различные внутренние органы, как и у всех других людей и т. д.”.
328. “Я знаю это
329. “Если он сомневается в
330. Стало быть, предложение “Я знаю...” выражает здесь готовность верить в определенные вещи.
331. Если мы вообще надежно действуем на основании веры, то надо ли удивляться, что многое не может подлежать сомнению?
332. Представь себе, что кто-то без претензий на
333. Я задаю вопрос кому-то: “Был ли ты когда-нибудь в Китае?” Он отвечает: “Я не знаю”. Но ведь тут его можно расспросить: “Ты не
334. Это значит: разумный человек сомневается в
335. Судебное разбирательство предполагает, что обстоятельства, сообщаемые в показаниях, непременно правдоподобны. Например, показание, что кто-то появился на свет без родителей, там никогда не было бы принято во внимание.
336. Но представления о том, что разумно или неразумно, изменяются. Были времена, когда разумным казалось то, что в другое время люди считали неразумным. И наоборот. Но разве здесь нет никакого объективного критерия?