неприметный мужчина средних лет, при шпаге. «Погода хорошая, штормить не будет.
«Святая Мария» останется в открытом море, как обычно, а два барка пришвартуются в том
заливе, на севере».
- Вам надо уезжать, - так же тихо сказал Джованни, не отрывая взгляда от белых, быстро
бегущих барашков на волнах. «Мендеса вызывают в трибунал – поступил донос на его жену.
Я ничего не могу сделать – не убивать же мне его! Мне тут еще работать».
Мужчина побледнел. «Эстелла ничего не скажет, в этом я уверен. Хоть бы что они с ней
делали – ничего не скажет. Я семь лет с ней на связи, знаю, о чем говорю».
- Мендес скажет, - усмехнулся Джованни, - краем губ. «Он знает про Панаму?».
- К сожалению, да, - вздохнул мужчина.
- Вообще, - ядовито сказал Джованни, - не стоило все доводить до такого…, - он не закончил.
«Сообщили бы про Мендеса раньше, вы ведь знали. Мы бы с ним разобрались, как
положено. Или это она вам запретила?».
- Она, - хмуро ответил мужчина. «Клялась, что дон Диего безопасен».
- Сантименты, - пробормотал Джованни. «Снимайтесь-ка вы с якоря, уважаемый сеньор. Кто-
то из наших доставит вас в Панаму, а там уже на месте разберетесь. И вот что еще – мы
можем зайти к вам в контору, не вызывая подозрения?».
- Вполне, - хмыкнул мужчина. «Я же таможенник, мало ли что у вас там с этими книгами».
- Покажете мне на карте, где этот залив, - велел Джованни. «Я хочу с Куэрво парой слов
перемолвиться. Он же сам будет на барках?».
- Конечно, - улыбнулся мужчина. «Он же не только на море работает – на суше тоже мало
кто с ним сравнится. Вы с ним хотите про эти караваны с рудников поговорить?».
- И про это тоже, - медленно ответил Джованни. «И про это тоже, дорогой сеньор».
-Ее мне уже не предупредить, - подумал Джованни, наблюдая за тем, как индейцы заносят
книги в архиепископский дворец. «И вчера – его высокопреосвященство с меня глаз не
спускал. Домой к ней приходить нельзя – там эта Мануэла, она меня запомнила. Господи, ну,
может, повезет, может, Мендес окажется достойным человеком. Говорила же она, что ее
муж – не предатель. Хотя уж если человек – трус, то это опасно, нельзя им доверять».
Он вздохнул и пошел в собор – начиналась обедня
-Ну, что у нас осталось? – архиепископ потянулся.
- Пробный оттиск книги этого самого Мендеса – с готовностью ответил дон Альфонсо.
«Чистая медицина, ваше высокопреосвященство, я просмотрел».
- Медицина тоже бывает разная, - сварливо сказал архиепископ. «Чего стоит хотя бы этот
еретик Мигель Сервет, да сотрется имя его из памяти людской».
- Его сожгли протестанты, - безразлично заметил Джованни, и вдруг вспомнил библиотеку в
женевском доме Кальвина и глухой, старческий голос своего наставника:
- Ну что ты от меня хочешь, Жан! Я ошибся – я тоже ошибаюсь. Я не хотел костра – я
настаивал на том, чтобы Сервету отрубили голову. Меня за это, кстати, обвиняли в
излишнем благодушии. Теперь, конечно, оглядываясь назад, я понимаю, что Кастеллио был
прав, когда опубликовал свой памфлет: «Следует ли преследовать еретиков». Не надо было
убивать Сервета, конечно».
- Вот только Кастеллио изгнали за этот памфлет со всех постов, и он сейчас зарабатывает
на хлеб, обучая тупых купеческих сынков, а вы сидите здесь, - ядовито заметил Джованни.
- И как это он меня еще не выгнал тогда, молодого наглеца,- усмехнулся про себя ди
Амальфи. «Возился со мной, занимался. Сколько ж мне лет было? Да, только восемнадцать
исполнилось, я и не повенчался еще с Мари. Как это писал Кастеллио: «Убийство человека –
это не защита религиозной доктрины, это просто убийство человека».
- И протестанты бывают на что-нибудь полезны, - заметил архиепископ, и трибунал –
рассмеялся.
Джованни сомкнул пальцы и посмотрел на человека, что сидел перед ними. Красивое лицо
Мендеса побледнело, темные, большие глаза оглядывали зал. Статуя Иисуса в терновом
венце стояла рядом с большим, вымытым до блеска окном, за которым были видны красные
черепичные крыши города. Забил колокол, и Мендес, вздрогнув – перекрестился.
- Дон Диего,- мягко сказал архиепископ, - вы знаете, почему вы здесь?
- Что-то с книгой? – откашлявшись, спросил Мендес. «Я все проверял, ваше
высокопреосвященство, там все в соответствии с учением святой церкви. Но я могу
переписать, если надо, я мог ошибиться..., не знать».
- С книгой все в порядке, - улыбнулся председатель трибунала. «Мы, конечно, не доктора, но
ее вполне можно печатать».
- Спасибо, - Мендес выдохнул и Джованни увидел, как он успокаивается. «Я четыре года над
ней работал, это большой труд, ваше высокопреосвященство, было бы жаль…»
- Мы хотели, - прервал его архиепископ, - дон Диего, поговорить с вами касательно вашей
жены»
Джованни увидел, как Мендес испуганно сжался на скамье, и обреченно подумал: «Все. Я
так и знал».
- Доньи Эстеллы? – спросил Мендес, слабым, еле слышным голосом. «А что с ней? Она
уважаемая женщина, благочестивая».
- Вы знали, что она – конверсо? – резко, будто удар хлыста, прозвучал голос архиепископа.
-Не зажигай свечи, - сказал Давид злым шепотом, там, еще на Канарах, когда они ждали
корабля в Панаму. «Это риск».