- Конечно, конечно, - заторопился хозяин. «Вы сами, синьор, отобедаете, или у вас какие-то
дела в городе?».
- Я прогуляюсь, посмотрю, как у вас тут, - Матвей поднялся, - а уж потом – за трапезу.
На узких, вымощенных крупным булыжником улицах, было тихо, только в церкви Мадонны
делла Салюте медленно, размеренно бил колокол. Матвей перекрестился и, подняв голову,
посмотрел вверх, на вершину горы.
Городок взбегал туда путаницей охряных стен и темно-красных, черепичных крыш. На соснах
щебетали какие-то птицы, пахло отцветающими, осенними розами.
«Как тут тепло, - подумал Матвей, - и не поверишь, что в Венеции уже сыро».
Выслушав его, Джон долго молчал, а потом ядовито сказал: «Не могу поверить, что имею
дело с взрослым человеком. Ты чем думал, Мэтью?».
- Сердцем, Джон – хмуро ответил Вельяминов.
- Ты понимаешь, что ты наделал? – Матвей увидел, как разведчик сдерживает себя и
торопливо сказал: «Ничего ведь страшного».
- Ах, ничего страшного! – передразнил его разведчик. «Сначала Марта дает жене этого
Федора какие-то снадобья – да и черт бы с ним, всей Европе понятно, что у Федора детей не
будет, и хорошо, – незачем таким плодиться. Но ведь если, эта, как ее там…
-Ирина, - услужливо подсказал Матвей.
- Да, - нахмурился Джон, - так вот, если она, хоть слово скажет брату своему, ты Марту
больше никогда в жизни не увидишь, и племянников твоих тоже. Это государственная
измена, за такое голову отрубают.
- И только, Мэтью, мы все порадовались, что у московского престола есть хороший
наследник – крепкий и здоровый, как появляешься ты, и оказывается, что царевич Дмитрий –
ублюдок!
-Выбирай выражения, - побледнел Матвей.
-Знаешь, что – жестко ответил разведчик, - это не я соблазнил жену царя Ивана, так что как
хочу, так и называю этого ребенка.
-Я ее не соблазнял, - горько сказал Вельяминов. «Она была моей невестой, царь ее просто
взял, и забрал себе. Ты не понимаешь, Джон, я никогда еще так не любил. Никогда, -
повторил мужчина, глядя на серую воду лагуны. «Мне ведь летом пятьдесят было, Джон,
хотя в это трудно поверить, конечно».
- Я бы тебе больше тридцати пяти не дал, - вздохнул разведчик, - ну, я говорил тебе уже об
этом.
- У нас все такие, - тихо сказал Матвей, - мой отец только перед самой смертью постарел.
Джон, поежившись, запахнул плащ и, вдруг чуть коснулся плеча Матвея: «Ты, в общем,
решай, Мэтью. Если ты своего сына заберешь – у вас там начнется такая смута, что наша
война Алой и Белой Розы, покажется детскими играми. Потому что у Федора детей не будет,
а Борис уже, наверное, видит себя на московском троне. Хочешь, чтобы твоя страна по
горло в крови тонула – забирай».
- А если нет? – еле слышно спросил Матвей.
- Тогда ты никогда не сможешь назвать его сыном, - губы Джона чуть искривились в усмешке.
«Но ты, в общем, знал, на что шел, Мэтью, так что выбор за тобой».
- А если Годунов его убьет? – сцепив, зубы, спросил Матвей. «Что тогда?».
- Не убьет, - разведчик посмотрел на тонущие в тумане дома Сан-Поло, на той стороне
канала. «Дмитрий им нужен, потому что Федор может в любой момент умереть. И, - он
вздохнул, - Марта, чем думала, когда во все это ввязывалась? Она ведь женщина разумная,
у нее голова на плечах есть.
- Кровью думала, - хмуро ответил Матвей. «Кроме нас двоих, никого из нашей семьи не
осталось, Джон».
- Забрал бы свою невесту, еще тогда, - Джон усмехнулся, - когда она гостила у Марты, и
ничего бы этого не было.
- Тогда бы моя сестра точно на плаху бы легла, - Матвей посмотрел на разведчика. «Ты не
знаешь, что такое царь Иван был, а я – знаю».
- Да уж наслышан, - хмыкнул Джон. «В общем, так – я постараюсь разузнать – ну, осторожно,
конечно, что там с Мартой. Жаль, что Питера больше нет, - Джон помолчал, - вот уж, кто
умел развязывать языки, так это зять твой. Ему такие люди свои секреты доверяли, что даже
я удивлялся. Не думаю, что с Мартой беда. Мне кажется, она сейчас там же, где и сын твой»
- Если так, - медленно сказал Матвей, - то я буду спокоен.
Он съел тарелку ризотто – осеннего, с белыми грибами, выпил вина, и, уже оказавшись в
своей комнате – аккуратной, чистой, с большой кроватью и распятием на беленой стене,
распахнув ставни, посмотрел на купающийся в нежном свете заката город.
Только недавно Матвей стал спать без снов – раньше он всегда поднимался в середине
ночи, боясь закрыть глаза и увидеть перед собой темную, твердую крышку гроба.
Он до сих пор помнил треск выдираемых гвоздей, свет – яркий, невыносимо яркий свет,
запах моря и голос, который говорил по-немецки с английским акцентом: «А, так вы тот
самый пассажир? Ну, вставайте, уважаемый, давайте знакомиться, я капитан Сандерс и
довезу вас до Лондона».
- Ах, Петр Михайлович, Петр Михайлович, - Матвей покачал головой, и, сел в кресло у
горящего камина.
-Все же крепкий ты был мужик – на одре смертном, задыхаясь, такое придумать. И Марфа,
что на сносях все это сделала. Господи, увижу ли я ее теперь? – Вельяминов посмотрел на
огонь и вспомнил очаг в сторожке, капель с крыши и тихий, нежный голос Марьи: «Я просто
буду ждать тебя, Матюша, сколько надо – столько и буду».