востока, также не обнадёживали: на помощь из-за Евфрата не приходилось
рассчитывать. Удручённым этими известиями, а также беспокойством о судьбе
сыновей, зятя, невестки и внуков, своей бездеятельностью и беспомощностью Марком
временами овладевала паника, переходившая в отчаяние и не способствовавшая
выздоровлению. Отъезд друзей также отрицательно повлиял на его состояние, но
вскоре, поняв происходящее, он взял себя в руки, гнал от себя тяжёлые мысли, больше
общаясь с родными, с Петром, слугами. Кроме того, он стал замечать, что с отъездом
сикариев в его доме стали появляться незнакомые люди, которые, казалось, считали
себя здесь своими. Поинтересовавшись у Антонии, в чём дело, Марк услышал, что это
христиане, покинувшие Иерусалим вместе с ними.Он, и раньше знавший о связи семьи
Елены с этой сектой, был несколько раздражён происходящим, хотя Антонию нельзя
было подозревать в подобных симпатиях: из всех богов, с какими пришлось
познакомиться в своей жизни, ей, как и Петру, были милее языческие, памятные с
детства, тем более что взгляды воспитавшей их семьи и самого Марка, отрицавшего
демиургов, были им привычны и не вызывали возражений. Из дальнейших расспросов
выяснилось, что Елена и её муж Иоанн ещё в Иерусалиме стали христианами,
вовлечённые в секту своими слугами, причастными к ней, а участие Елены в жизни
общины не ограничивалось молитвенными собраниями, но она, как могла, помогала ей
материально. Из её рассказа Марк узнал, что главную роль в общине играют
родственники Иисуса, которого все её члены называют Мессией, Спасителем или
Христом, почему его последователей и называют христианами. Марк знал про
двоюродного брата Иисуса — Иакова, приговорённого младшим Анной, казнённым
недавно зилотами, к побитию камнями, что вызвало тогда большое недовольство в
Иерусалиме; но больше никто из этого семейства ему не был известен. Выслушав
Елену, отец, не убеждая её покинуть общину, потребовал ограничить присутствие
посторонних в доме и полностью исключить их влияние на детей; и хотя ему было
неизвестно, как восприняла это требование дочь, но с тех пор чужих в доме он видел
только в её компании.
Выздоровление наступало медленно. Лето уже перевалило за свою середину, когда
Марк, всё ещё очень слабый, начал подниматься с постели, радуясь каждому
удавшемуся движению, замечая, как исчезают постепенно нездоровые пятна на теле от
10 8
длительного лежания. Теперь можно было надеяться на окончание болезни и
неокрепшими руками каждый день брать оружие, пытаясь упражняться. Из
Иерусалима приходили тяжёлые известия, а вскоре прибыл Иоанн сын Сидонянина с
поклажей и слугами с новостями из Афин.
— У тебя родился сын, Марк! — сказал он, как только они остались вдвоём.
Передав ему письмо, управляющий рассказал, как он довёз Софию с дочерью до
дома отца, как их встретил счастливый дед, донельзя обрадованный приездом дочери и
внучки, благодарный Иоанну за доставленную радость.
Марк читал письма Софии, где она писала, что у них родился сын, что он похож на
него, что она назвала его Марком, что дед обожает внучат, что у них всё хорошо, не
считая того, что она очень скучает по Марку, любит его и надеется, что он останется
жив, приедет к ней и детям, заклиная его ими и умоляя беречь себя.
Из рассказа управляющего следовало, что отец
Софии примерно одного возраста с Марком, а
Иоанн очень подружился с ним, став
практически его партнёром в торговых делах.
Выслушав всё это, сикарий спросил, что слышно
об Иерусалиме.
10 8
— Голод, Марк! Страшный голод, — рассказывал управляющий. — Люди
пытаются найти пропитание за стенами города и попадают в руки осаждающих,
пойманных пытают и каждый день сотнями распинают на крестах под стенами. Но всё
же тем, кто побогаче, удаётся вырваться из города даже семьями, и я встречал
некоторых оттуда; но их мало, я думаю.
— Да... — угрюмо отвечал собеседник. — Это конец. То же самое я видел в Гамале.
— Но там же дети, Марк! Там Мариамма с внучатами. Я пытался в Тире узнать
что-нибудь о фарисее Иаире, но никто не знает ничего существенного.
— Нам надо только надеяться, что Иаир постарается спасти дочь и внуков. О
сыновьях и Иоанне надежду надо оставить: они воины и останутся там до конца.
— Я не могу понять, Марк, зачем ты ввязался в эту войну, втянул в неё сыновей?
Ведь здесь тихо, спокойно. В Ски- фополе хотя и римляне, но дела на плантациях под
твоим контролем.
— Ну, скажем, не под моим, — усмехнулся Марк.
— Неважно, — продолжал Иоанн. — Времена погромов можно было переждать где
угодно: в Тире ли, в Дамаске ли... Работники и без твоего участия восстановили
хозяйство в Скифополе. А какой оно приносит доход! Прости меня, Марк, но ты все