o 8b191ad8675a2039

- Что-то не хочется мне, чтобы ты одевалась-то, - Федор внимательно посмотрел на

покрасневшую жену.

- Вот, скажи мне, Федосья, - он стал распускать ее косы, - ты ж за мной замужем уже пятый

год, видел я тебя, сама знаешь, во всяких положениях, а ты все равно краснеешь, аки

девица невинная в ночь брачную. У вас там, в Новгороде все такие, что ли?»

- Не все, - сказала Феодосия сквозь стиснутые зубы. «Но многие».

- Так мне повезло, значит? – удовлетворенно сказал Федор, прижимая ее руки, сцепленные

вместе выше головы, к подушке. «Посмотришь на тебя – вроде скромница скромницей, глаз

не поднимет, воды не замутит, а потом удивляешься – и где такому научилась-то?»

- Так сам же и обучил, - простонала Феодосия.

- Ну, так и покажи умения-то, боярыня, - Федор вдохнул цветочный запах ее волос,

рассыпавшихся по его телу, и почувствовал ее губы – близко, совсем рядом.

- А ты? Тоже покажешь? – спросила она серьезно, но в глазах ее плескались золотистые

искорки смеха.

- Ты еще и не знаешь, на что я способен, - усмехнулся Федор.

Он притянул жену к себе, еще ближе, так, что она уже не понимала – где ее тело, а где - его,

и Феодосия обняла его – сильно, почти грубо, так, как еще никогда не делала.

-Только вернись ко мне, Федор, - зашептала она, вытягиваясь в его руках, отдаваясь ему вся,

до конца и еще дальше, до того мгновения, когда она уже не видела и не понимала ничего,

чувствуя только свое тепло и его жар внутри себя, наполнявший всю ее, без остатка.

«Только вернись, слышишь меня? Обещай!»

-Обещаю, - тихо сказал он, ощущая ее влагу, мед, сахар, бархатную, шелковую изнанку ее

тела, ее скользкую прелесть – будто рыбка бьется в сжатой руке, будто птица трепещет

крыльями. «Я вернусь к тебе, потому что ты мой дом, мое счастье, единственная любовь

моя. Я вернусь, Феодосия».

- Повернись-ка, - Прасковья Воронцова оглядела дочь и поджала губы. «Опять придется

в груди убирать. Что ты себя, Марья, голодом моришь-то, за день едва ломоть хлеба съела.

Гляди, - венчание, оно ж длинное, еще сомлеешь в церкви.

Марья нетерпеливо притопнула ногой.

- Так не могу я есть, матушка. Сначала почти три года ждали-то, потом вроде сговорились на

после Успенья, а теперь Покрова ждать. Сколько ждать-то еще, кусок в горло не лезет!

- А ты успокойся, - ворчливо сказала Прасковья, одергивая на дочери опашень. «А то

доведешь себя, да рыдая день-деньской, до того, что муж-то под венцом и не узнает. И так

вон глаза запали».

Марья тут же схватила ручное зеркальце.

- И вовсе не запали, - сказала она, поворачивая голову из стороны в сторону. «Придумаешь

же ты, матушка».

- Сядь-ка, - похлопала по лавке Прасковья. «Поговорить мне надо с тобой»

- Говорила ты уже, - страдальчески закатила глаза Марья. «Знаю я все!»

- Я не про это, - вздохнула Прасковья. «Ты ж не ребенок уже, Марья, понимать должна – вот

мы с батюшкой твоим уже двадцать годов живем, в любви и согласии, и всегда я ему

доверяла, и сейчас доверяю, и нет у меня в нем сомнений.

А ты замуж выходишь, хоша и за сродственника нашего, хоша и за сына достойного

человека, а все же знаешь, что про Матвея говорят. Так вот и смотри – хоть ты и девка,

собой видная, и разум у тебя в голове все же стал появляться, - но ежели муж от жены

гулять зачнет, так его ничем не удержишь».

- Не будет Матвей от меня гулять, - раздувая ноздри, сказала Марья. «Не посмеет».

- Э, матушка, - махнула рукой Прасковья, «в девках-то сидя, все так говорят. Мол, не будет,

не посмеет, не позволю.

А потом утрут слезы пару раз, как их муж кулаками поучит, да и ноги перед ним, молча,

раздвигают, - даже если он перед этим только что со срамной бабы слез. Потому как муж, и

отказать ему нельзя. И, не приведи Господи, еще дурную болезнь, какую принесет».

- Не такой Матвей. Может, и было что раньше, а сейчас не такой он, - ответила ей дочь. «А

что, батюшка, скажем, или Федор Васильевич – не гуляли по молодости-то, до венчания? А

теперь посмотри – мужья верные».

Прасковья посмотрела на дочь и прикусила язык – уж совсем невместно было рассказывать

ей, что отец ее под брачные венцы пришел, не изведав еще никаких утех плотских.

Марья вдруг с удивлением заметила, что мать ее чуть покраснела.

- Да матушка, - сказала она ласково, прижимаясь головой к мягкому плечу Прасковьи, - все

хорошо будет, и с Матвеем проживем мы в любви и согласии, сколько нам Господом

отпущено. И внуков ты еще понянчишь».

- Да уж, - кисло сказала Прасковья, - от Степана внуков, я чую, еще долгонько ждать. Ты ж с

ним близка, скажи, не пришелся по сердцу-то кто ему из дочерей боярских?

Марья только махнула рукой. «Степе лодьи девушек милее. Вчера говорили с ним, так он

только и ждет венчанья, чтобы в Новгород удрать. Еще на Поморье хочет поехать».

-Святый Боже, - перекрестилась Прасковья. «Вот и расти парней – уйдет на цареву службу,

али воевать, и поминай, как звали. Петенька вон тоже, - мне кажется, младенчик он еще