o 8b191ad8675a2039

-Матвей! – вдруг очнулась Аграфена, и ее костлявые пальцы схватили руку мужа. Федор

поежился от их смертного холода и тихо сказал: «Тих, Груня, он едет уже. Он с царем на

охоте, я отправил туда гонца».

- Доедет ли….- застонала Аграфена, и Федор с ужасом увидел, как шарят ее пальцы по

постели, обирая простыню. «Попрощаться бы…., только».

Она опять впала в забытье и Федор, как все эти последние недели ее медленных мучений, с

отвращением подумал о себе – вот лежит она, его богоданная, возлюбленная жена, младше

его на четыре года, давно превратившаяся в старуху, истомленная беременностями и

родами, умирающая, а он, Федор Вельяминов, все еще здоров и крепок.

Был он богатырского роста и широк в кости – так, что иногда неуклюжестью своей напоминал

медведя, с нетронутыми сединой темными кудрявыми волосами, и удивительно красивыми

сине-лазоревыми глазами. До сих пор, проходя по улицам, или стоя в церкви, он ловил на

себе мгновенные женские взгляды из-под платков, да и на подворье у него было много

быстроногих, разбитных, бедовых московских девок, многие из которых были бы рады

ублажить боярина.

И ведь тело его, тело здорового, еще нестарого мужчины, требовало своего – и тогда Федор,

чтобы забыть об этом, уезжал на охоту – соколы и сапсаны у него были хороши, да и на

медведя он до сих пор ходил один, вооруженный лишь ножом и рогатиной.

Он знал, что многие бояре без зазрения и стыда ходят к веселым вдовушкам или в

потаенные срамные дома, но сам не мог, не умел переступить через себя – был он

однолюбом, и стыдно было бы ему после такого смотреть в прекрасные, ласковые очи его

Аграфены.

- Федя..- прошептала жена, ища его взглядом.

- Да, Груня, - он наклонился над ее лицом и почувствовал запах смерти – кислый,

отвратительный, пугающий.

- Федя, обещай мне. Как я умру, позаботься о Матвее. Не будь с ним слишком строгим, он

мальчик еще.

- Груня... – начал он, но умирающая вдруг шевельнула рукой, и в самом коротком этом жесте

Федор явственно увидел царственное величие Византии – Аграфена недаром была из рода

Головиных, ведущих начало свое от императорской династии Царьграда.

-Федя, женись потом еще раз. Тебе нужна хорошая жена..не такая..- она болезненно

сморщилась -..как я. Ох, и любила же я тебя, Федя, милый мой…как жалко…уходить» - она

заплакала медленными, тихими слезами, и Федор стал целовать ее влажные, впалые щеки.

- Груня, - он хотел сказать что-то, но ему перехватило горло рыданием.

- Обещай мне – быстро шепнула она. «Обещай жениться, Федор!»

- Обещаю, - сказал он, прижимая ее хрупкую голову к своей груди. «Помолись за меня у

престола Богородицы, Груня, ибо Царица Небесная и сын Ее, Господь наш, мне свидетели –

любил я тебя более жизни самой».

- Матушка! Милая! – раздался с порога горницы высокий юношеский голос, и

четырнадцатилетний Матвей пополз на коленях к ложу умирающей. Аграфена положила

руку на его кудрявые золотистые волосы, и Матвей стал исступленно целовать ее ладонь.

- Матюша, сын мой – выдохнула она. «Отца почитай, и не прекословь ему, и будет тебе мое

материнское благословение с небес, и заступничество Пресвятой Богородицы защитит тебя.

Кончаюсь я, Федя, позови инокинь…»

Монахини, кучкой столпившиеся у раскрытой двери, стали громко читать канон на исход

души. Матвей рыдал, уронив голову на постель, а Аграфена, вдруг подняв на мужа на

мгновение ожившие глаза, тихо прошептала: «Похорони меня с детьми нашими, там уже с

ними встречусь, возлюбленный мой, муж мой. Спасибо тебе».

Федор почувствовал ее последний вздох – краткий, легкий, будто опять стала она той

быстрой девочкой, и аккуратно уложил голову своей умершей жены на подушки.

Молча пройдя мимо Матвея и монахинь, он распахнул дверь на крыльцо. Дворовые люди

стояли темной толпой в неверном свете февральского утра.

- Преставилась боярыня Аграфена – сухим голосом сказал Федор. «Плачьте по ней».

И пошел через двор, как был, в рубашке и без шапки, на жестоком морозе, и слуги

расступались перед ним, ибо страшно было лицо Федора Вельяминова – твердое,

закаменевшее, суровое.

Часть первая

Москва, 1549 год.

Царь Иван Васильевич присутствовал на патриаршем богослужении в Успенском соборе. По

случаю святой Пасхи в церковь были приглашены не только ближние бояре, но и

приехавшие из своих подмосковных вотчин представители захудалых родов.

Весна выдалась холодной, за неделю до Пасхи еще шел снег. В народе шептались, что это в

наказание за теплую зиму, когда при первом Казанском походе царя под лед Волги ушла

осадная артиллерия и часть войска.

Проведя под стенами Казани неделю, и, так и не решившись на штурм, русское войско

отступило, и царь вернулся в Москву в дурном настроении. Однако в марте по пьяной

неосторожности погиб в своем дворце ненавистник Руси хан Сафа-Гирей, и Иван, втайне от

преемника хана, стал собирать войско и готовить новый поход.

Федор Вельяминов, чуть не погибший в декабре на тонком льду Волги, когда он, с другими

воеводами, пытался спасти хотя бы немногое от войска, и потом с этими остатками,

бесцельно стоявший под стенами Казани, находился совсем рядом с царем. Несмотря на