На самом же деле Эмилю стало страшно. Ведь у папы теперь новая жена, Ирмели, и
маленькая Марья, которую Эмиль еще ни разу не видел. А потом он подумал о пеликане.
По какойто необъяснимой причине он боялся оставить пеликана одного в городе. Хотя сам
не мог понять, почему.
Именно поэтому в его голосе совсем не было радости, когда он сообщил о своем
отъезде пеликану:
– Я завтра еду домой.
Пеликан побледнел.
– Насовсем?
– На пару недель, – поспешно добавил Эмиль.
– Но потом начнутся занятия в школе, и у вас, наверное, совсем не будет времени
заходить ко мне.
– Мы чтонибудь придумаем, – заверил его Эмиль. – Я обязательно буду заходить.
Пеликан торжественно пожал мальчику руку.
– Я очень рад за вас. Счастливого пути, Эмиль! Счастливого пути!
Эмиль уезжал рано утром. Мама перед работой проводила его на вокзал. Посадила в
вагон и помогла убрать чемодан на верхнюю полку.
– Подожди меня здесь, – сказала она. – Я сейчас вернусь.
Эмиль видел из окна, как она побежала к киоску на вокзале. Когда она вернулась, в
руках у нее была большая плитка шоколада. Она сунула ее Эмилю в карман.
– Мама, поедем вместе.
– Я не могу, Эмиль.
Ее лицо стало серьезным и строгим.
– Ну все, мне пора, а то поезд вотвот тронется.
Она крепко обняла Эмиля. Он даже смутился, мама редко так делала. Тихо, почти
беззвучно поезд тронулся. Мама стояла на мосту и махала ему рукой. Ее грустное лицо
становилось все меньше и меньше.
Незаметно промелькнули привокзальные здания, и вдоль дороги потянулись
промышленные территории и жилые районы. Высокие многоэтажные дома стояли
вплотную друг к другу и были как две капли воды похожи на тот, в котором жили теперь
Эмиль с мамой. Но постепенно зеленых островков между кварталами становилось все
больше, они ширились, густели и сливались друг с другом, пока не превратились в
широкую лесную полосу. За лесом шли поля, по которым ползали молотилки и стояли, как
солдаты в карауле, желтые снопы.
Потом настала очередь настоящих лесов. Утреннее солнце с трудом пробивалось
сквозь густые кроны елей и сосен, отчего мохнатая зелень сияла и искрилась. Снова
замелькали дома. Но теперь уже не двенадцати и даже не четырехэтажные, а маленькие
деревянные домики, красные и желтые, с зеленой изгородью вокруг. В саду болтались
качели, на веревке между березами сушилось белье… За домами потянулись серые сараи.
Сверкнуло озеро. Поезд уходил все дальше и дальше на север, вглубь страны.
Интересно, изменился ли папа? И как там Йеппе, который всегда так весело вилял
хвостом при встрече? Наверное, потолстел и постарел. Папа вечно подкармливает его
сахаром и не верит, когда ему говорят, что сахар собакам вреден. Эмиль подумал, что
наверняка увидится со своим другом Отто, старшеклассником, который собирается после
окончания школы в город, учиться на электрика. Бывало, они вместе с Отто забирались на
сеновал и тайком листали там старые номера «Плейбоя».
Но на самом деле Эмиль знал, что даже если папа, Йеппе и Отто совсем не
изменились, то изменился он сам, и этого он больше всего боялся.
Папа стоял на перроне в клетчатой рубашке и вельветовых штанах. Раньше он
никогда таких не носил. Эмиль заметил его еще из окна поезда, но не стал махать рукой, а
наоборот, отодвинулся подальше от окна. Он словно тянул время, не спешил первым
выйти из поезда, а терпеливо ждал, пока все пассажиры спокойно выгрузят на перрон свои
чемоданы, коробки, удочки, плавательные круги, торты и мяукающие корзинки.
– Здравствуй, Эмиль, – сказал папа.
Это прозвучало както слишком торжественно. В городе никто не говорит
«здравствуй», все говорят «привет».
Они не стали обниматься, а только пожали друг другу руку. Правда, потом папа
весело похлопал Эмиля по плечу, и Эмиль вздохнул с облегчением.
– Поедешь на багажнике? – с улыбкой спросил папа.
Эмиль сто раз ездил на багажнике старого папиного велосипеда. Но сегодня все было
подругому. Он постеснялся обхватить папу за пояс, а потому держался за пружины под
сиденьем. Ноги Эмиля почти касались земли, и это тоже было в новинку.
Ехали быстро и по пути не разговаривали. День был жаркий, и на спине у папы
проступили капельки пота.
Бабушка Отто стояла у курятника и махала им рукой. Самого Отто во дворе не было.
Клен у ворот подрос и потемнел. Затаив дыхание, Эмиль посмотрел на дом, который
приветливо выглядывал изза кустов сирени. Но… о, нет! Как же так! Дом больше не был
приветливо красным. Его перекрасили в светлокоричневый цвет.
Никто не выбежал с лаем навстречу Эмилю. Цепочка, на которой раньше сидел
Йеппе, одиноко болталась у пустой будки.
– Папа, а где Йеппе?
– Йеппе умер.
Эмиль не спросил, как и когда это произошло. Зачем? Он вспомнил, как злился на
Йеппе, кричал на него и однажды даже пнул, правда, босой ногой.
Папа резко затормозил, и Эмиль спрыгнул на землю. Вот и приехали.
У малышки Марьи были такие же рыжие волосы, как у Ирмели, ее мамы, – только