каждой белой завитушке фасада сидит по святому. В куполах вытянутые золотые
византийские святые, а под ними барочные фрески с изломанными телами и
вьющимися плащами.Посредине — православный иконостас, а на нем католичней-
шие черные скульптуры двенадцати перекрученных апостолов. Центр внимания —
византийская доска в 80 икон, еле видных из-под сверкающего оклада с таким зо-
лотом и каменьями, что за поглядение на них берут добавочную плату. Огромный
храм так загроможден алтарчиками и амвончиками, что в нем не повернуться, и
тесная толпа туристов бурлит по нему, как перемешиваемая каша Туристы — это
стада школьничков с цветными рюкзаками и сытые иностранцы. Я вспомнил
римского св. Петра — единственное, что я там видел четыре года назад. В нем
только голые мраморные стены, уходящие в неоглядную высь, и такой светлый
простор, что даже туристические толпы теряются, как на площади
Предыдущий город, Болонья, почти гордится тем, что он не туристический В
немулицы — как переулки, вдоль всех по сторонам — сергые аркады с портиками,радующими мои античные привычки, амежду ними протискиваются рыжие ав-
тобусы. Тяжеловерхий романский собор сросся из нескольких церквей и похож на
темную коммунальную квартиру четырех святых. Над городом, как двузубая вилка,стоят две квадратные серые башни, одна прямая, другая наклонная, и на ней надпись
из Данте: «Антей стоял в огненной яме, наклонясь, как болонская башня».
В главном моем городе, Пизе, наоборот, Пизанская башня только притворяется
падающей: чуть заметно. А рядом с ней стоит, шокированный ее кокетством,гораздо более привлекательный собор: чинный, угловатый, но весь покрытый
колонночками и арочками, как тюлем. Небо синее, трава зеленая, а собор белый. У
него купол, как голубая лысина, а рядом на земле стоит другой купол, побольше и
попышней, как будто собор снял шапку от жары: это баптистерий.
Внутри собора все только светло-серое и темно-серое, как на доцветной фото-
графии, и от этого ярче маленькие витражи; на одном — ярко-синий бог держит
желтую солнечную систему, вероятно — птолемееву. Сам же город потертый и
облезлый, и дом, где кафедра славистики, с виду — как каменный сарай. За углам, в
135
З А П И С И
и
в ы п и с к и
ряду других, — рыжий трехэтажный домик «это все, что осталось от башни
Уголино, вот мемориальная доска, а теперь тут библиотека■>.