Читаем o 41e50fe5342ba7bb полностью

Англии, а потом волнами разошелся по Европе. (Раньше считали — от успехов

Романтизм

медицины; теперь считают — от улучшения питания.) До этих пор человечество

много тысяч лет боролось с природой за выживание, и большие эпидемии или

неурожаи могли уничтожить его даже не вполовину, а целиком. Чтобы выстоять, оно

сплачивалось в общество. Ситуации борьбы были однообразные, важно было копить

опыт и хранить традиции. В XVIII в. стало ясно, что победа одержана, человечество

спаслось от вымирания. Борьба с природой из оборонительной стала наступательной, ситуации ее сразу сделались гораздо менее предсказуемыми, коллективного опыта

для них было уже недостаточно. Говорят, в звериных стаях есть особи-маргиналы с

нестандартным поведением: их держат в унижении и пренебрежении, однако не

убивают. А когда стая оказывается в нестандартной опасной ситуации, их выпускают

вперед если погибнут, не жалко, а если не погибнут, то, может быть, отыщут выход

Вероятно, в человеческой стае тоже есть такие маргиналы с таким отношением к

ним; теперь спрос на них вырос, они и стали романтическими героями. От них

требовалась только нестандартность поведения — любая: можно было быть святым

или злодеем, в новом мире мог пригодиться и тот и другой. Двое- мирие и пр. было

обоснованием постфактум; житейское по-

63

З А П И С И и в ы п и с к и

ведение, «романтизм и нравы», бравада необычностью ради

необычности итд были следствиями; романтизм начала XIX в. и

модернизм начала XX в. были двумя волнами («почему я

должен рассуждать, как отцы?» — «почему я должен рассуж-

дать, как профессора химии?»). Все очень стройно, лишь одно

заставляет сомневаться: в середине XVIII в. был не один, а два

демографических взрыва, второй — в Китае, и ни индивиду-

ализма, ни романтизма там не произошло. Почему бы это?

Рынды При Канси для безопасности государя его телохранители при троне

были вооружены деревянным оружием.

Рубик В принстонской библиотеке старая часть расставлена по одной

классификации, новая — по другой, и кусочки этих частей

растасованы по шести этажам в непредсказуемом распо-

ложении: больше всего похоже на кубик Рубика.

Е. Витковский сказал: «Передомной положили два текста перевода Семенова-Тян- Шанского из

Горация, такие, что я спросил это разные?». Я объяснил: это я редактировал старые переводы

для однотомника 1970 г, в некоторых текст совсем исчезал за правкой, и лишь, словно в

окошечках, виднелись первоначальные слова. — «Да, знаю; я однажды редактировал

Эйхендорфа, так там и окошечек не осталось■>. — Когда дело дошло до верстки, я заметил,что в одном стихотворении в окошечках уже не те слова; посмотрел в оглавление, там другая

фамилия — это соредактор поставил вместо старого перевода молодой Я рассказал об этом

случае Т.Луковниковой из секции переводчиков, она сказала: «А вот у нас был переводчик —

процитировал четверостишие в чужом переводе, изменив одно слово, а потом, при переиздании

того перевода, потребовал подписать его двумя именами». — «Назвала?» — Нет, я честно не

интересовался — «Это М., а правил он перевод Н.»

Сам «НН слишком рано пошел своим путем, пренебрегая сделанным

другими» (слова А Н. Колмогорова).

Само «Раздел 7. Нечто о средствах к устранению самоповешения у

народов финского племени». Вестн. Имп. Р. Геогр. Об-ва, 1853, 3,19.

Сатирикон Надпись Б. И. Ярхо Ф. А. Петровскому на издании 1924 г.: Mundum ad interitum festinare credo:

Quisque civis furcifer,

quisque servus praedo.

Unum mihi gaudium,

una est dulcedo —

Quando de ambrosia

veterum comedo.

Modernorum respuo pocula cauponum, Ex antiquo

calice vinum sumo bonum. Ergo, frater, accipe

caritatis donum, Ut mearum particeps fias

potionum.

64

I

Сахара

Гумилев говорил Г. Иванову: я ее не заметил, я сидел на верблюде и читал

Ронсара. Так Кусиков, когда его устыдили, что нехорошо жить в Париже и не

видать Версаля, поехал в Версаль, просидел полный день в трактире и

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Неотсортированное / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии