o 0a115616b968c99b

-Племянник мой сюда, оказывается, блудом заниматься приехал. И с кем, - с той самой

Ксенией Годуновой. Сегодня ночью навестить ее собирается, совсем ум потерял. Ежели

найдут его там, - Матвей указал на палаты, - так нам ни Марью, ни дочь ее, ни Машку мою

ввек отсюда не вытащить.

-Он ведь женат, - сквозь зубы сказал Волк. «Как можно так, с женой венчанной…

-Ну и не пойдет он сегодня никуда, - обернулся Матвей. «Понял, Михайло? Хоша на пороге

ляг, а а чтобы Федор его не переступил. Еще чего не хватало – из-за его дурости нам всем

рисковать. Иди, - он кивнул на леса, - уж и обедать пора.

-А вы? – осторожно тронул его за плечо Волк.

-А я тут еще побуду, - не отрывая взгляда от монастырского двора, тихо проговорил Матвей.

«Ты иди, Михайло, - ласково попросил мужчина, - я спущусь потом».

На белом снегу появились три черные фигуры, и Матвей, сжав захолодевшие пальцы,

прищурив глаза, вздохнул: «Дочка!».

Он увидел золотой локон, что выбился из-под апостольника. Мэри что-то сказала Маше, и та,

робко подняв руку, чуть заметно помахала.

Матвей улыбнулся и прошептал, вспомнив записку: «Нет, не могу. Не могу я вот так уезжать,

ее не увидев. Тихо все сделаю, и не заметит никто».

Мужчина проследил за инокинями, что заходили в палаты, и стал спускаться по лесам вниз,

к трапезной.

Ему снилась река. Мощная, огромная, она медленно текла на север и Волк, спустившись к

серой воде, посмотрев на зеленые холмы, опустил руку в прозрачные, легкие волны, что с

шуршанием накатывались на берег.

«Холодная, - подумал он. «Ровно, как в Сибири». Нежные руки обняли его сзади и женский

голос шепнул: «Хорошо тут»

-Хорошо, - согласился Волк, целуя ее маленькую ладонь. Он вдохнул свежий ветер и

услышал ласковый голос: «Пойдем, спит дитя-то, ты ведь тоже – отдохнуть хотел».

Он потерся щекой о руку женщины и смешливо ответил: «Ну, это мы еще посмотрим, я,

может, и отдыхать буду, а вот кто-то – вряд ли».

Голос рассмеялся и Волк, было, хотел повернуться – поцеловать ее, но его пальцы

нашарили только темную пустоту.

Волк открыл глаза, и, приподнявшись на локте, вздохнув, отпил кваса из кружки, что стояла

на полу. Сзади – он спал у выхода из подвала, - раздалось какое-то шуршание, и Волк,

вскинув голову, спросил: «Куда это ты собрался, Федор Петрович?».

-Спи, - велел мужчина, застегивая полушубок.

Волк легко вскочил, и, встав спиной к двери, загораживая ее, повторил: «Куда?»

-Не твое дело, - сквозь зубы ответил ему шурин.

Голубые глаза Волка блеснули льдом, и он лениво ответил:

-Очень даже мое. Ты, Федор Петрович, как видно, в шайке-то не работал никогда. Коли я

один на большую дорогу выхожу – так мне только перед собой и Господом Богом ответ

держать, а коли с подельниками – от них секретов быть не может, а у кого появятся – тому

сразу горло перережут. Самолично я и резал, - добавил Волк, улыбаясь.

-Тут не шайка, - хмуро сказал Федор, засовывая в карман полушубка веревку.

- Дело-то одно делаем, - Волк шагнул к нему и поднял голову.

-Слышал, небось, как французы говорят: «Un pour tous, tous pour un», - мужчина рассмеялся

и добавил: «Ты ложись, ложись, Федор Петрович, тебе завтра еще в Кириллов ехать, за

ведром водки, договорились же – чтобы следующей ночью тут все пьяные были».

-Еще всякая шваль мне указывать будет, - пробормотал Федор.

-Язык свой прикуси, - посоветовал ему Волк. «Я тебя сейчас жалею, потому как ты мне

родственник. Был бы не оный, - я б уже кишки твои ногами топтал. А ну сядь, - он указал на

нары.

Федор выматерился сквозь зубы, но повиновался.

-Хорошо, - ласково сказал Волк. «И запомни, Федор Петрович, что от Писания сказано:

«Берегите дух ваш, и никто не поступай вероломно против жены юности своей».

Даже в темноте было заметно, как покраснел мужчина.

-Стыдно, - протянул Волк. «Оно и славно, - может, разум у тебя в голове появится, а то вон –

четвертый десяток, жена, детки, и блудить собрался».

-А ты что тут за поп? – зло спросил Федор. «Всякий ублюдок…, - он не закончил, и, матерясь,

схватился за разбитый нос.

-Я в браке венчанном рожден, - холодно сказал Волк, - и предков своих до князя Ивана

Калиты знаю поименно. И все ворами были, тако же – убийцами.

Он подул на костяшки и добавил: «Не надо со мной кровью мериться, Федор Петрович, не

дорос ты еще до этого, шурин. Пойди, ополоснись из ведра, - он кивнул в угол подвала, - и

спи, завтра ночью нам работать предстоит.

-А я, - Волк кинул полушубок на каменный пол и устроился у двери, - тут побуду. Коли выйти

вздумаешь, - он усмехнулся, опускаясь на пол, - я тебе сего не советую, Федор Петрович.

По-родственному не советую, по-дружески. Это пока, конечно - добавил мужчина и широко,

сладко зевнул.

Федор выругался, исчезая в темноте подвала. До Волка донесся плеск воды, нары

заскрипели, и мужчина чуть усмехнувшись, подумал:

-Ну, вот ведь как всегда – одним щелчком с таких, спесь сбивается. Как так можно – Лизавету

Петровну обманывать, видно же, любит она его, заботится, только на него и смотрит. И

детки, какие хорошие.

Волк прислонился к двери и вдруг подумал: «Что же это за река такая? Вроде и Сибирь, а