сожгли, - то ничего вам сказать не могу. Однако вы сами знаете – ребенок может быть
мертворожденным, особенно с такими уродствами. Ничего сверхъестественного я здесь не
вижу. Разумеется, - он поднял бровь, - я распорядился сжечь всю отравленную муку».
-Но мы, же будем голодать! – вскричал кто-то.
-Не будете, - Питер вздохнул и посмотрел на истрепанный рукав своей льняной рубашки.
«Мэри обещала сшить новую, - вспомнил он – хотя, конечно, тут такие ткани, что носить
страшно. Ну да ладно, придется потерпеть».
-Не будете, - повторил он. «Я никуда отсюда не уеду, пока не подойдут корабли капитана
Ньюпорта, господа. Не могу же я оставить колонию в руках людей, которым, - Питер
язвительно усмехнулся, - по ночам является дьявол.
-Так что за работу, господа, вы, мистер Брамли, возьмите несколько человек, и приведите в
порядок счетные книги, я там сделал пометки, а всех остальных я сейчас расставлю по
своим местам. Каждый вечер будем встречаться, и отчитываться друг другу. Женщины уже
вчера, между прочим, - Питер улыбнулся, - занялись огородами.
-Женщинам запрещено выходить на улицу без разрешения мужа, - пробормотал кто-то из
членов совета.
Питер помолчал и спокойно ответил: «Эти правила установил тот же человек, который год
кормил вас отравой, хотел обвенчаться с двенадцатилетним ребенком, разрешил
многоженство и пытался изнасиловать невинную девушку прямо в церкви. Мне кажется,
господа, - он поднялся, - что вам не стоит возвращаться к тому образу жизни, что вы вели
раньше, мой вам совет».
-А как себя чувствует мисс Рэйчел? – тревожно спросил кто-то.
-Хорошо, - Питер улыбнулся. «С ней все будет в порядке». Он посмотрел на голубое, с
высокими, белыми облаками небо и добавил: «А преподобный отец пусть посидит в подвале,
потом решим, что с ним делать, господа. Ну, - он засучил рукава рубашки, - за дело,
уважаемые. Поскольку мистер Уильямс еще у индейцев, плотницкие работы я беру на себя».
-Вы же торговец, мистер Кроу, - недоуменно пробормотал Брамли.
-Я прежде всего мужчина, - Питер невольно рассмеялся. «А значит, я умею владеть не
только пером, но еще и шпагой. И топором тоже, - он почесал в бороде и добавил: «Только
сначала я побреюсь».
Полли разложила на холщовой салфетке грубые ножницы и стальную, прямую бритву, и
велела: «Садись, я тебя и постригу заодно». Она накинула вторую салфетку на плечи брата
и развела простое, серое мыло в оловянной миске.
-Приеду в Лондон, - сказал Питер, закрыв глаза, - сразу пойду к тому цирюльнику, куда еще
сэр Стивен покойный с отцом моим ходили. Адмирал туда же ходит, и твой отец. У него
эссенция сандала отличная, еще со старых времен. Ты только не порежь меня, - добавил
мужчина обеспокоенно.
-Не порежу, - сварливо сказала Полли, намыливая его шею. «Потом поднимись к донье
Ракели, у нее для тебя подарок есть».
-Подарок, - задумчиво проговорил Питер. «Как она?»
-Не улыбайся, - велела Полли, а то – точно порежу. Она хорошо, а если ты к ней зайдешь –
будет еще лучше. Мы ей желудок промыли, второй день на воде держим. Синяки и царапины
тоже пройдут, он ведь не успел ничего, ну, сам понимаешь, - Полли вздохнула. «Девочка не
помнит ту ночь, да оно и к лучшему. А что с ним? – женщина кивнула в сторону здания
совета.
-С ним, - Питер поежился, - Полли вытирала его лицо грубой салфеткой, - завтра или
послезавтра будет покончено. Ключей от подвала ни у кого, кроме меня, нет».
-Я даже видеть его не хочу, - зло сказала женщина, щелкая ножницами.
-А я хочу, - раздался тихий голос сзади. Мэри стояла на пороге, отряхивая руки. «Рыбу
солили, - рассмеялась женщина, - я вспомнила, как на Москве это делают. Боюсь только,
бочек не хватит, скорей бы уж мистер Уильямс вернулся».
-Вернется, - пообещал брат. Полли стала подстригать ему волосы, и Питер спросил, так и не
поворачиваясь: «Ты уверена, Мэри?».
-Уверена, - холодно ответила сестра. «Хочется в последний раз посмотреть на него, Питер.
Ну и он – пусть на меня посмотрит. Я следующая, Полли, - добавила она, указывая на
ножницы.
-Концы тебе подровнять? – спросила ее женщина.
-Нет, - тонкие, розовые губы усмехнулись. «Боюсь, что это займет больше времени».
Ракель полусидела в кровати, наклонившись над шитьем. Полуденное, уже теплое солнце
падало на простое, грубой шерсти, одеяло, на деревянном табурете, рядом с кроватью, в
кувшине стоял букет мелких, светло-голубых цветов.
В дверь тихо постучали, и Цезарь, что лежал на полу, лениво подняв одно ухо, - гавкнул.
-Можно, донья Ракель? – раздался знакомый голос, и девушка, покраснев, подергав завязки
на высоком вороте рубашки, сглотнула: «Конечно, сеньор Питер, заходите, пожалуйста».
-Я вам обещал показаться без бороды, - рассмеялся он, переступая порог. Ракель вскинула
на мужчину большие глаза и зарделась.
-Вам очень, очень идет, - тихо сказала она, исподтишка разглядывая коротко стриженые
волосы темного каштана. Они выгорели на солнце и кое-где сверкали темным золотом. У
него были глаза цвета самого глубокого, самого синего неба и длинные, каштановые
ресницы. Он погладил смуглые щеки и улыбнулся: «Теперь придется каждую неделю