Нулевой Архетип

Когда прогремел первый взрыв, его швырнуло вперед, и показалось, что все тело прошили ледяные иглы. Он ожидал, что спирит окажется обжигающим, но тот был холодным. Он был огромной ледяной волной, захлестывающей и неодолимой, бесплотной лавиной, которая выбивала воздух из легких. Это было почти как во время погружения за «Сильверной», только на сей раз Механик не собирался защищать его своими нитями.

Руку обожгло болью, и показалось, что в мешанине вокруг разлетелся веер красных брызг.

Что-то ударило бок, накатила паника. Стерлинг попытался извернуться, найти точку равновесия, а потом его вынесло вперед, на острые, острые спирит осколки.

Он успел зажмуриться, прежде чем они впились в его тело, и все словно отдалилось, ушло в темноту, тягучую и безразличную, с которой, должно быть, и начиналась смерть.

Стерлинг не знал, сколько это длилось, но потом он вдруг услышал песню.

Чистый высокий голос без слов тянул незамысловатый мотив совсем рядом.

Стерлинг осознал, что жив, и открыл глаза.

Он лежал на паутине из сплавленных до неузнаваемости схем, и из этих схем, со дна, словно пытаясь вырваться наружу, тянулись люди – как и все вокруг они состояли из спирита, матово светились, разевали рты в беззвучном крике, но не издавали ни звука.

Стерлинг отпрянул от них и почувствовал, что что-то держит его за руку. Он бросил взгляд вниз и закричал – в его руку врастали светящиеся нити. Толстые, мерцающие, они едва заметно пульсировали, словно высасывая что-то из него, и они забирались все глубже, поднимались по руке выше. Это не было больно, только страшно.

Пение прекратилось и все стихло. Где-то далеко что-то громыхало, внизу, и едва различимые сквозь клубы спирита силуэтами застыли башни Города.

– Здравствуй, – услышал Стерлинг и обернулся.

Она была маленькой, эта девочка в коротеньком платье, маленькой, и состояла из белесого, словно выцветшего спирита. Она смотрела на Стерлинга прозрачными пустыми глазами и улыбалась. Ее платье – детское, едва прикрывающее колени – почти незаметно колыхалось, как и ее волосы.

Стерлинг почувствовал, что не может двинуться, и во рту пересохло от страха.

– Я Лидия, – сказала она, чуть склонив голову набок, будто любопытная птица.

Она была мертвая, эта девочка. Стерлинг почему-то знал это абсолютно точно.

Она не была просто схемой, она была фантомом.

Нити из окружающей мешанины спирита дотрагивались до ее аккуратных туфелек, до бантиков на носках – изучающе и будто ластясь.

– Мне холодно, – сказала она. – Очень-очень холодно. Я потерялась.

Она говорила и смотрела сквозь Стерлинга, куда-то в пустоту. Мимо проплыла схема – совсем небольшая, и, кажется, почти целая, и девочка протянула к ней руку, ухватила ее цепкими белесыми пальцами и подтащила ко рту.

Стерлинг увидел, как ровные детские зубы впились в фрагмент, и показалось, что где-то на границе сознания кто-то взвизгнул от боли.

– Есть хочу, – сказал Лидия и укусила снова. Она ела жадно, словно одержимая, и это совершенно не вязалось ни с ее отстраненным взглядом, ни с детским лицом.

– Очень хочу есть.

Она посмотрела на Стерлинга, и он как-то почувствовал, что на сей раз она видела – все. Все, чем он был, все, что он сделал.

Она не судила.

Нет, она просто была голодна.

Он попытался отодвинуться, вырваться из хватки спирита, даже понимая, что бежать ему некуда, и не веря, что все происходит на самом деле.

Нет, – подумал он. – Нет.

Девочка подошла, наклонилась к его волосам, втянула воздух, словно смакуя запах.

– Очень-очень хочу есть.

* * *

Кейн ожидала, что услышит затихание выброса заранее – все аномалии, с которыми она имела дело раньше, успокаивались постепенно. Но, видимо, под Грандвейв этот принцип не работал.

Сначала звучание спирита достигло почти болезненной громкости, осколки схем залетали в здание так часто, что она не успевала их рассеивать, а потом все стихло за одно мгновение, и вместо какофонии выброса Кейн услышала Песнь Земли – в Городе она звучала ровно и сильно, и вызывала желание вслушаться, разобрать тихий зовущий голос – будто шепот на другом языке, который вот-вот должен был стать понятным.

– Ну, вот и все, – сказал Джек, убирая руки.

Плечи и спину моментально обожгло холодом, и это отрезвило.

– Можешь приниматься за уборку.

В пространстве вокруг них все еще летали фрагменты спирита – некоторые из них заряженные и издающие опасное гудение.

– Вы могли бы помочь, – заметила Кейн, тем не менее начиная рассеивать фрагменты ближайшие к ним. Скорее всего, если даже в здании спирита было так много, выходить наружу пока было глупо. – Нам следует переждать, пока станет чище.

– А посмотреть, где корабли, не хочешь? – он без особых церемоний отодвинул Кейн от себя и помотал головой, разминая шею.

Ей пришлось обхватить себя руками, потому что теперь, без тепла его тела, стало по-настоящему холодно, и это мешало концентрироваться на точке смещения. Звуки спирита отдалились.

Кейн надеялась, что Джек поймет, потому что просить его погреться еще было бы слишком убого. Убого, но все же лучше, чем действительно замерзнуть.

– Здесь всегда такая температура? – спросила она.