Нуль

Когда в Нью-Йорке на Бродвее среди бела дня здоровенный чернокожий детина попытался выхватить у меня из кармана брюк бумажник, а я ему этого не позволил, в последнюю секунду выкрутив свою единственную ценность у него из пальцев, – черный (в Америке слово «негр» считается оскорбительным) на высокой скорости помчался куда-то вбок, по-моему, по Сорок Восьмой улице, но, перебирая длинными ногами обернулся ко мне белозубым лицом и, жизнерадостно улыбаясь, прокричал: «Всё в порядке, брат!» Я поймал себя на том, что тоже УЛЫБАЮСЬ, глядя ему вслед, хотя только что едва не лишился всей долларовой наличности, которую в тот день неблагоразумно таскал с собой, а может быть, даже жизни.

Стою в Сан-Франциско на Рыночной улице – Маркет-стрит – и снимаю на видеокамеру этот поразительный город, главная особенность которого заключается в том, что за любым углом обязательно обнаружится хотя бы одно здание – небоскреб, жилая многоэтажка, офисный билдинг, особнячок или церковь, – не похожее ни на какой другой дом в мире. В кадр заглядывает роскошная мулатка в клубящемся ореоле черных волос и во весь рот улыбается: «Сэй чи-и-и-и-из!» – а потом приветственно машет ручкой. Ей хочется остаться в моей памяти улыбающейся, ей радостно, что на чужой пленке чужого человека она останется такой навсегда – счастливой и смеющейся.

Есть немало мифов об Америке, которые я ненавижу.

«Американцы – нечитающий народ». Эту байку распространяют только те, кто никогда в Америке не был и уж конечно не ездил в американском городском или междугороднем транспорте. Нет, не так. Все дело в другой байке: «Советский народ – самый читающий…» Эту сказку десятилетиями распространяли и укореняли те хриплоголосые трибуны, которые никогда не бывали ни в какой стране мира, всю жизнь лелеяли в себе легенду о русско-советской самобытности, путали культуру с грамотностью и, увидев человека с книгой, умилялись: надо же, читает, а губами не шевелит! А может быть, автором сказки был сам великий вождь и отец всех народов – ему доложили о людях, читающих в метро, вот он величественно и обобщил, попыхивая трубкой: «Советский народ – самый читающий народ в мире».

Интересно, кто-нибудь видел народ, не читающий в общественном транспорте?

Американцы читают в метро, в автобусах «Грейха-унд», в поездах «Амтрака» и «Калтрейна», в скверах и парках, на скамеечках и на траве… Во втором здании Всемирного торгового центра на Манхэттене я видел человека, читающего в лифте, и это было здорово, но не очень разумно: на сто седьмой этаж скоростной лифт там взлетает за пятьдесят восемь секунд.

Еще один миф: «В Америке очень скучно». В Америке скучно только дуракам. Впрочем, дуракам скучно везде.

«Американцы, кроме денег, ничего не знают». Эту сказку сочиняют завистливые неудачники советского произрастания, которые терпят неудачи главным образом потому, что не научены думать своей головой, и в первую очередь – думать над смыслом собственной жизни, во вторую – над смыслом слов, который они произносят, а в-третьих, над смыслом слов, которые они не понимают. Что такое – «знать деньги»? Знать деньги – это уметь работать.

Американцы действительно умеют и любят трудиться. Америка – страна, над которой стоит гул неустанной, твердой работы. Что в этом плохого? Разумеется, твердая работа превращается в твердые деньги. А твердые деньги превращаются в твердую жизнь. Все это очень просто. О таких примитивных вещах даже совестно рассуждать. Лучше подумать о других превращениях. Например, о том, как ложь о счастливой жизни превращается в пафос невознаграждаемого труда. Если такое происходит, то задыхающимся людям не остается ничего другого, как петь научно-фантастические песни. Самая гениальная из них – «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Вот уж миф так миф! А они – про Америку…

И так далее, и так далее, и так далее. Очень много баек об Америке гуляет по России. Когда-нибудь я сяду за компьютер и напишу об этом специально…»

||||||||||

Насколько я знаю, Сергей так и не написал об Америке ничего «специального». На его кассетах есть еще два-три места, где он грозится создать некие литературные или публицистические произведения, но, видимо, дальше угроз дело не пошло. И не потому, что Сергей был ленив или неорганизован.

Главная причина заключалась в том, что к себе как к писателю он относился чересчур придирчиво: годами вынашивал замыслы, а потом их нещадно браковал; писал что-то необыкновенное и, никому не показав, убирал в дальний ящик стола; о своих старых рассказах и повестях не любил даже вспоминать, не то что разговаривать с кем-либо; тоска по совершенству была у него просто болезненной. Я в жизни не встречал человека более равнодушного к публикации собственных произведений. Уйдя с головой в издательское дело, он на время отложил себя как автора в сторону. На какое время – неведомо было никому.

Я еще дам Сергею самому высказаться на эту тему, но сделаю это несколько позднее. Сейчас меня томит его американская поездка.