Я знал всю эту шушеру достаточно хорошо с другой стороны своей биографии, когда работал текстописцем в попсе. И именно поэтому, когда мы записали в режиме практически живого концерта, хоть и на мультитрек, ту свою программу, что после добавления к ней вещей, записанных позже у Эли Шмелёвой и стала, собственно, называться альбомом «Письмо», я носил наши демки по лэйблам и радиостанциям, в первую очередь, для очистки совести, то есть в глубине души не теряя надежды на русский «авось», поскольку, как я уже говорил, хорошо знал всю эту «кухню» по другой своей жизни. А чему тут удивляться? Давайте посмотрим правде в глаза! Кто все эти люди, полагающие, что им дано умение предвосхищать что «пойдёт», а что не «пойдёт»?
В принципе, их два вида: одни – это хуета, некогда в 80-е годы разыгравающая роль чистоплюев из ВЛКСМ, то есть на самом деле не имевшая вообще никаких моральных ценностей и пиздящая что-то о, как это сказано в тогдашнем кинофильме «Курьер», «высших гуманистических идеалах человечества» только за тем, чтобы двигаться по служебной лестнице. Сегодня ты секретарь школьной ячейки, завтра – райкома, а там ты, глядишь, уже и в горкоме и т.д., а в голове у тебя одни девки и «бабки». Вот эта вот оборотистая безнравственная хуйня (на которую я в школе ещё насмотрелся, ибо сам тоже не вчера родился и тоже, кстати, был комсомольцем) в час X, когда рухнул Союз – из-за безнравственности, в свою очередь, старшего партийного руководства – враз позабыла о «высших гуманистических идеалах человечества» и тупо просто нас всех обворовала.
Но поскольку многие из них были людьми условно культурными, то эти-то условно культурные люди и стали первым видом той самой с-под моих ногтей хуеты, что полагает себя разбирающейся в тенденциях развития современной культуры. То есть всё как всегда – мартышка и очки, да слон в посудной лавке.
Второй вид людей, решающих сегодня судьбы искусства – это и вовсе смешно. Сейчас им от 25-ти до 30-ти. Эти ребята, ясен хуй, пороху не нюхали вовсе, а впервые услышав имена, скажем, Рафаэля и Микеланджело, они поначалу вполне всерьёз полагали, что так зовут «черепашек ниндзя».
Естественно, в этом виновата хуета старшего поколения, то есть моего и, в среднем, лет на десять постарше. Молодёжь, назовём второй вид радийно-продюссерской хуеты так, стала сей хуетой, благодаря протекции хуеты первого типа, то есть не имея вообще никаких личных заслуг; даже столь сомнительных, что заслуги хуеты старшей J.
Делая из откровенно безграмотного и порою принципиально невежественного молодняка себе подобную хуету, облечённую при этом совершенно реальной властью, отдельно взятые хуйланы первого типа подмазывались таким образом под других отдельно взятых хуйланов своего же клана, являвшимися отцами хуеты-молодняка, действуя по принципу «рука руку моет». Или же, если речь, скажем, заходила о сексапильных пигалицах, то хуйланы таким вот Макаром усаживали их себе на своё сомнительное мужское достоинство.
И вот по одну сторону баррикад стоял один из образованнейших людей современности со своим уже тогда нехуёвым творческим наследием и песней, собственно, «Письмо», которую им, хуйланам, всё равно потом пришлось «крутить», потому что я – это Я, а они – хуйланы, а по другую – все вот эти вот якобы тоже люди J.
Конечно, у меня были все основания сомневаться в том, что кто-то нас «возьмёт» (кто ещё, блядь, кого и куда возьмёт?). И конечно и впрямь не брали. И ведь то же «Письмо» носил на тот же «Серебряный дождь», в той же аранжировке, ту же самую запись. Вот такая, да вот хуйня. И, короче, та реинкарнация «Новых Праздников» тоже прекратила своё существование.
Потом было много всего. Осень 2000-го года я загодя поставил себе как до некоторой степени последний срок. Точнее, Господь Миров повелел мне представить всё это себе так. И я стал – до некоторой же степени – самореализовываться по-другому: как муж, хозяин собственного жилья, музыкальный критик и сотрудник всяких игровых программ на ТВ.
Повторяю, я уже много лет знал мир ебучего шоу-бизнеса по-русски изнутри и не хотел иметь с ним ничего общего. В реальной же жизни я человек довольно неприхотливый, и в начале XXI-го века какой-то ёбаной пятихатки в месяц нам с неработавшей тогда Да вполне неплохо хватало, ибо жильё у нас было хоть и по самодурству моей маменьки неоправданно и даже противозаконно маленькое, но своё. Этих денег вполне хватало и на разнообразие в пище, и на алкоголь далеко не последнего класса, и на многое прочее.
Поэтому-то когда кто-то фрякает что-то о том, сколько, де, надо и прилично вообще получать и называет сильно превыщающие наш тогдашний доход суммы, я, хоть и внешне миленько улыбаюсь, внутри всегда думаю примерно одно и то же: «Ах, говно, ты, говно, как же долго тебе ещё придётся страдать, чтобы понять хоть малую толику того, для понимания чего тебя вообще пустили в этот ёбаный мир, и что мог бы ты, кстати, понять ещё в детстве, если б не был такой бессмысленно выёбистой тварью, страдающей к тому же ещё и неоправданно высоким самомнением».