Новый Вавилон

— Вы имеете в виду товарища Адамова, павшего в ночном бою у острова Эспаньола? Он не был моряком. Он был — чекистом. Большего сказать не имею права, но да, мы с фройлен Эльзой сделаем все от нас зависящее, чтобы товарищ Адамов обрел новую жизнь на новом месте. Это был замечательный человек, большая умница, вдобавок, закаленный марксист, такими борцами нельзя разбрасываться. К сожалению, это все, чем я могу удовлетворить ваше любопытство, Офсет. Повторяю, наша научная работа — засекречена…

* * *

Помнится, прочтя свою фамилию, я чуть не выронила тетрадку, в замешательстве вскинув глаза на папу.

— Адамов?! Но не может же быть, чтобы… — я не договорила.

Отец казался потрясенным не меньше меня.

— Чтобы это был мой дедушка? — закончил папа.

— Мы этого не можем знать наверняка, — тихо сказал дядя Жерар. — Думаете, мало в России Адамовых…

— Однофамилец? — спросила я, хоть сама так не думала. — И тоже чекист?

Мишель еле заметно пожал плечами.

— Но ты же говорил, деда расстреляли на полигоне «Коммунарка» в Подмосковье?

— Там расстреляли твою прабабушку Маргариту, — сказал Мишель. — Где и как погиб Артур Адамов, я не знаю. Никто этого не знает. Я же говорил — военная коллегия союзной прокуратуры не стала пересматривать его дело, когда массово реабилитировали жертв стыловских репрессий. Никто не удосужился объяснить нам, почему. Похоже, все, что было связано с Артуром Адамовым, до сих пор составляет государственную тайну…

— Через столько лет?!

Папа молча пожал плечами.

— А вы обратили внимание еще на одну странность, друзья? — подал голос Жорик.

— На какую? — уточнила я.

— По ходу повествования полковник Офсет постоянно перевирает фамилии большевистских лидеров. Например, называет председателя ВЧК Дрезинского Дзержинским, Льва Трольского — каким-то Троцким, и так далее…

— Да, действительно, — согласился Мишель. — Я подумал, это Рита неправильно читает…

— Вот спасибо! — фыркнула я. — По-твоему, мне неизвестна фамилия Дрезинского?! Может, ты забыл, что я учусь на историческом факультете?!

— Получается, полковник Офсет напутал?

— Он, между прочим, тоже не был докером, — напомнила я, обидевшись за сэра Перси.

— Согласен с тобой, принцесса. Смутно представляется, из каких соображений полковника угораздило называть основателя большевистской партии Владимира Ульянова-Вабанка Лениным…

— Ленина — фамилия его матери, — тихо сказал Мишель.

— Точно, — Жорик хлопнул себя по лбу. — Тогда тем более непонятно, что это на сэра Перси нашло…

— Отнесем в загадки, — сухо сказал Мишель.

— Читай, Марго, — попросил Жорик. — Может, нам посчастливится найти ответы у сэра Перси…

* * *

С дивана, куда незаметно для нас перебрался Гуру, донеслись раскаты богатырского храпа. Наконец-то Вывих отрубился и теперь пребывал в глубочайшей отключке. В своей Шамбале, именуемой Беловодочьем, подумалось мне, и я попытался усмехнуться. Но, не успел. Товарищ Шпырев, приобняв Генри за плечи, запел очередную революционную песню. Она была еще мрачнее предыдущей…

Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут.
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут…

Вихри враждебные… — повторил я про себя и почувствовал, как трепыхнулось сердце. И не зря. Песня, исполненная под конец того вечера, стала для нас пророческой…

IV. Вихри враждебные…

Истина двойственна, так как она есть и объективное открытие, и свободное порождение человеческого духа, которого не существовало бы нигде, если бы мы сами его не производили…

Рудольф Штайнер

В мире нет ничего могущественнее идеи, время которой настало…

Виктор Гюго

27 июля 1926 года, Бразилия, среднее течение Амазонки

Солнце явилось ко мне поутру на пару с умопомрачительной мигренью. Пожалуй, я чувствовал себя даже хуже, чем накануне за столом. Заставив себя разлепить глаза, я обнаружил, что койка Генри пуста. Мой мальчик куда-то ушел. Превозмогая головную боль, я покосился на иллюминатор. Судя по углу, под каким солнечные лучи падали через него, было около восьми утра. В лучшем случае — половина восьмого. Что сказать, Сара, продирать глаза в столь поздний час — стыд и позор для бывалого путешественника, даже если накануне он сделался жертвой пищевого отравления, стремясь не ударить лицом в грязь перед своими новыми товарищами.

Условно говоря во всех отношениях…