Новый Вавилон

— Бросьте, — отмахнулся я. — Вы чепуху городите, милейший.

— Отнюдь, нет, господин Офсет, — заверил меня Вбокданов. Его лицо стало непроницаемым.

— Александр Александрович прав, — мурлыкнула Эльза Штайнер.

— Простите, но это вздор, — отчеканил я. — В чем вы пытаетесь меня убедить? Что я способен по собственному желанию изменять разницу потенциалов в электросети? Или что смогу заставить воду кипеть при пятидесяти градусах Цельсия, а замерзать — при минус пятидесяти, если крепко уверую, будто именно так и должно быть?

— Вы только что изложили основополагающую суть антропософии…

— Извините, но в таком случае, эта ваша антропософия, при всем моем уважении к господину Штайнеру, яйца выеденного не стоит. Курам на смех, черт подери…

— Да поймите же вы, чудак человек, — перебил Вбокданов, приподнимаясь, — что именно ваша безнадежно закостеневшая точка зрения и удерживает столбик ртути на отметке в сто градусов, когда вы опускаете его в кастрюлю с кипятком!

— Моя закостеневшая точка зрения в ответе за силы природы, подчиняющиеся фундаментальным законам физики?! — ахнул я.

— Нет никаких фундаментальных законов физики, выдумка они!

Я почувствовал, что вот-вот рассмеюсь ему прямо в лицо. Это было бы крайне неприлично.

— Херню городите! — буркнул Гуру, не отрывая лба от стола. Словно его голова попала в поле притяжения Юпитера, став неподъемной.

— Идите вы сами к черту, старый пропойца! — фыркнула Эльза Штайнер.

— Хуй там я пьян! — парировал Вывих ворчливо. — Это вам только кажется, будто я натрескался из вашей пристукнутой реальности. Нехер вам было делать, как мои рюмки считать. Некрасиво, млять, не по-христиански нихера…

Значит, и про богов — точно такой же бред, — подумал я, поймав себя на том, что испытываю разочарование малыша, обделенного подарками на Рождество.

— Мы проводили эксперименты в Химической лаборатории, я имею честь возглавлять это научно-исследовательское заведение. И, должен вам сказать, они подтвердили на практике все, сказанное мной за этим столом…

— У вас вода при пятидесяти градусах Цельсия кипела? — осведомился я.

— И много чего еще, о чем вы ни малейшего представления не имеете! — с вызовом бросил Вбокданов. — И чем я не могу поделиться с вами из соображений секретности. И еще — чтобы сберечь ваш сон…

Ухмылка, которую он позволил себе, понравилась мне даже меньше этих слов.

— Вы, полковник — остаетесь дитем порочного старого мира, даже отринув его, — вздохнул Вбокданов, как мне показалось, с совершенно не наигранным сожалением. — Вам, при всем старании, трудно себе вообразить, что искренняя вера в действительности способна сдвигать горы. Только нужно правильно захотеть. Для этого, правда, надлежит вытравить из себя убогие мелкособственнические пережитки, целиком отдавшись интересам общего дела на благо всех…

— Вот как, — сказал я.

— А вы думаете, для красного словца дорогой наш Ильич завещал нам учиться, учиться и учиться, непрестанно совершенствуясь?

— Точно так, как это делает Руди у себя в лаборатории, — с воодушевлением подхватила Эльза Штайнер. — А этот бездарь Вывих еще имел наглость подшучивать над ним! Между тем, именно при помощи упорных ежедневных тренировок на протяжении многих лет брат надеется довести свою способность концентрировать волю до такой степени, чтобы открыть дверь в Шамбалу одной силой мысли! И он уже здорово продвинулся в этом направлении, кстати. Незадолго до того, как я покинула его, уехав в Москву, Руди удалось увидеть очертания Белой пирамиды. Она забрезжила вдали, похожая на мираж, продержавшийся в воздухе около пяти минут. Брат сказал, это только начало, и скоро он сможет удерживать ее на гораздо более продолжительный срок. При этом она постепенно начнет приобретать все более четкие очертания, пока не станет достаточно плотной, и тогда Руди отопрет ее…

Невероятно, — вертелось у меня на языке, но я промолчал.

— Судя по последнему письму, которое я получила от него в Москве, опыты продолжаются, и брат вплотную приблизился к цели, — добавила фройлен Штайнер с гордостью. — И все — не покидая стен лаборатории, разумеется. Длительные упражнения в медитации — вот ключ, ничем не уступающий тому, что вы, сэр Парцифаль, привезли с собой на «Сверло». Только, в отличие от вашего ключа, тот, что развил в себе Руди, не надо везти за тридевять земель. Кроме того, его нельзя ни отобрать, ни украсть…

Последнее прозвучало довольно-таки зловеще.