Новая жизнь Нефертити

— В каждой вере есть фанатики, у каждого гуру — последователи. Некоторые запретному верят с бóльшим удовольствием, чем разрешённому. Вопрос исключительности. Вы как историк наверняка можете вспомнить факты, когда старые боги прикрывались личинами новых; древние праздники подгонялись под официальные.

— Конечно, Масленица! И славянская богиня-мать Макошь постепенно в умах сроднилась с Девой Марией, я читала об этом.

— Угу. А вуду-божки из Африки умело прикрывались привезёнными в Америку рабами под видом католических святых. А вы знаете, что древнеегипетская Исида почиталась и римлянами, которые привезли тёмноликую богиню сюда, в Лютецию, и построили храм? Par Isis — говорили те, кто ехал сюда, то есть «К Исиде».

— Отсюда и название города — Париж, то есть Paris? — изумилась я.

— Да. Все темнолицые Девы Марии в храмах Европы были на самом деле Исидой под прикрытием. Позже Папа запретил их.

— Поразительно, я не знала! — воскликнула я.

Уголка губ Лембита коснулось подобие улыбки.

— Мне нравится ваша идея, — сказала я. — Люди всех времён с детства пытаются стать не такими, как все. А запретная религия — вкусный крючок, особенный; стать хранителем высшей тайны тем более сладко в таком случае.

— И страждущие исключительности ловятся, — глянул на меня многозначительно Лембит. — Лёгкая добыча для сект и тайных сообществ.

Я смаковала мысль на языке, потому что она показалась мне революционной для истории.

— Вы хотите сказать, Роберт, что ничего не исчезает бесследно? Ни одна религия? Просто трансформируется?

— Сравнения напрашиваются сами, когда проверяешь каталоги сакральных артефактов разных культур и цивилизаций — грабители ценностей воруют всё, лишь бы за это платили. Но вернёмся к Беттарид, — нахмурился Лембит. — Я считаю, что мадам ищет не саму гробницу Нефертити, а то, что в ней.

Электричество, подобное возбуждению, пробежалось по моему телу, словно сказанное задело стопроцентным попаданием самые чувствительные точки.

— Вы думаете, она ищет дар от царя Соломона Хатшепсут?! — ахнула я.

— То что она ищет, должно иметь не статусную ценность. В иное столько денег и сил не вкладывают.

— Возможно, — закивала я. — Но всё-таки я не могу согласиться, что Хатшепсут — это царица Савская.

— Ваше право.

— И открытие самой гробницы должно получиться громким. Разве одного этого не достаточно, чтобы прославиться? Самый большой вау-эффект в археологии Египта прошлого века произвело распечатывание усыпальницы Тутанхамона.

— Не потому, что тот был великим фараоном, а по количеству ценностей, которыми она была нашпигована, — заметил Лембит.

— И проклятием. Бояться люди тоже любят. Но Тутанхамон, по сути, прославился тем, что умер, — согласилась я. — Хотя если вдуматься, он вернул старые храмы народу, поставив жирную точку на деле отца. Тутанхамон вернул людям веру и прежние традиции.

— В девять лет? — Лембит усмехнулся. — Скорей всего не он, а тот, кто стоял за его спиной.

— Визирь Айе?

— Так далеко я не копал. Катрин Беттарид охотилась за артефактами из этой гробницы так же, как и за осколками колонны неоднозначного храма. Это наверняка что-нибудь да значит.

— Но ведь браслеты со скарабеями не настоящие.

Лембит с прищуром посмотрел на меня:

— Насколько вы в этом уверены?

Я осеклась. Вспомнила, как коснулась украшений, вес металла, восхищение скрупулезностью ювелирной работы, внутреннюю дрожь, волнение, восторг, узнавание…

— Не знаю.

Лембит кивнул.

— В силу молодости и характера вы легко верите в то, что вам хотят продать.

— Почему вы так считаете? — Мне стало немного обидно.

— Вы и мне поверили слишком легко.

— Но вы меня не обманули!

— Я — нет. — Лембит испытующе посмотрел на меня. — Однако вас обманывают. Спорить будете?

Густо покраснев, я мотнула головой. Вспомнила о Финне и чувстве неловкости в душе: он продолжает мне лгать? Или просто не знает сам и не углубляется? Даже режиссёр говорил, что у него всё на поверхности. Лембит, которому не важно, кем был Эхнатон в прошлой жизни или в настоящей, вник в историю фараона и продолжает изучать, потому что интересно. Вряд ли знания подобных исторических деталей требует его должность. Я невольно почувствовала к Лембиту уважение. Профессионализм всегда восхищает. И ум.

Я посмотрела на полицейского с интересом и волнением.

— Почему вы решили, что меня надо спасать?

Взгляд Лембита мне не понравился.

— Вы сами писали о ритуалах. Не все безопасны.

Я содрогнулась.

— Мне сказали, это только игра…

— Кто сказал?

Я потупилась. Лембит уставился на меня, как прицел снайперской винтовки.

— Кого вы покрываете? Партнёра по съёмкам?

Я неловко улыбнулась, сжала заледеневшие пальцы.

— Он тоже ничего не знает. Но насчёт опасности… у меня было такое чувство. И тот саркофаг…

— И саркофаг, — ещё мрачнее посмотрел на меня Лембит. Затем отшвырнул щелчком пальцев вновь скатанный катышек из бумаги и откинулся в кресло. — Вам там делать нечего.

— Но почему они выбрали меня?

— Ответа нет. Мне удалось выяснить, что вы прилетели из Москвы в Париж одним рейсом с Дмитрием Макаровым, продюсером «СинемаДжоуль».

— Погодите, выходит, он видел меня до встречи в Лувре?