— Я сплю, — заявила я сухо.
— Сидя, как боевая лошадь?
— Лошади стоят.
— Ну, ты и в этом оригинальна… — Он вошёл и прикрыл за собой дверь.
Я встала с кушетки.
— Я не разрешала тебе войти.
— Но я вошёл. И это я тебя сюда привёз, помнишь?
Снова блеск в глазах и нахальная усмешка. Его поза, уверенная и расслабленная, словно ему всё на свете дозволено, вывела меня из себя. Подозрение о специально подстроенном затоплении в моей гостинице снова полыхнуло в голове, и я сказала:
— Завтра я съеду.
— Однако ты норовистая. Не боишься потерять работодателя?
— С удовольствием. Не люблю манипуляторов.
Финн посмотрел на меня и засунул руки в карманы.
— Ясно. Интересно, и больших высот ты добилась в своей карьере до сегодняшнего дня?
— Работа в России у меня есть. И дом, — некстати вспомнились родственные завоеватели, я кашлянула. — У меня всё есть.
Финн помолчал немного и добавил:
— Что ж, поздравляю. Так и скажу Катрин, что она зря влюбилась в твои пробы. Талант — фигня без желания и усилий. Не всем самородкам нужно, чтобы их раскопали, спасали, шлифовали. В общем, забудь. Удачи в поисках!
Он посмотрел на меня потемневшим взглядом и направился из комнаты. Сердце сжалось.
— Макс! — вырвалось у меня.
Он остановился.
— Что?
— Она правда считает меня талантом?
— Я тоже.
— Но ведь ты, а я никогда…
— Я видел твои пробы, Катрин только что мне их показывала. Хвалила.
Я почувствовала себя идиоткой, покраснела и пожала плечом.
— Правда? Но я же не умею, я просто расслабилась и думала, что меня выгонят к вечеру за несоответствие.
— Не выгнали. Пригласили пожить в дом к продюсеру, может без расшаркиваний, однако приняли в команду, а ты решила выгнаться сама?
— Нет, — замялась я, — прости. Столько совпадений, всё очень быстро и странно.
— Что странно?
— Всё, что происходит. Кажется, я была не готова. — Я стянула носок с канделябра, не зная, куда его приткнуть.
— Жизнь — вообще странная штука, сложно поддающаяся объяснениям, не замечала? Знаешь, когда я приехал на кастинг из Твери и был три тысячи трёхсот сорок пятым, я так легко не сдался. Мне было семнадцать, в кармане пара штук, и одни кроссовки с джинсами на все времена. Но я спел и сказал: «Возьмите меня, вы не пожалеете».
— И они?
— Посмотрели внимательнее и взяли.
— Сам не жалеешь об этом?
— Ты серьёзно? Нет, конечно. Я пахал, пашу и буду пахать, чтобы добиться того, чего хочу. Моя работа — это мой кайф.
— Но ты уже выиграл международный конкурс.
— Это только первый прыжок с трамплина. Приземлиться я планирую в Голливуде и с Грэмми в руках.
— Ого…
— А Катрин Беттарид — вторая, кто поверил в меня после учителя по аккордеону в музыкальной школе. Она ни капли не ангел, местами стерва и тиран, но она гений продюсирования. Она слышит музыку, видит людей, ловит тренды и не успокаивается на этом. Ей нужно больше! Значит, болота не будет! К тому же Катрин независима, умна и до неприличия богата. Мне повезло, что её занесло на родину предков именно на тот самый конкурс. Совпадение? Судьба? Какая на хрен разница? Я решил не выбрасывать свой шанс, как мусор, а ты… Уговаривать не буду.
Он стоял у двери с явным разочарованием на лице, не выпуская из пальцев вычурную ручку двери. Ощущение, что сейчас он выйдет, и я не увижу его больше и не почувствую, вдруг окрасилось страхом, гордость отступила на второй план.
— Жаль, — выдохнула я, замирая, — что не будешь. Всегда хотелось, чтобы меня поуговаривали.
Он усмехнулся.
— Выбирай сама.
— Ты зашёл, чтобы… — я запнулась, подбирая верное слово. В голове крутилась всякая глупость.
— Пригласить тебя поужинать и прогуляться. Но, видимо, зря.
— Я очень хочу есть, — призналась я, вспоминая невкусное печенье и кофе часа два назад.
— Я тоже ещё не обедал.
— Тогда идём?
Ночной Париж создан, чтобы примирять и ставить всё на свои места. Мы брели в направлении Лувра, внезапно восставшего перед нами светящимся чудом света и также быстро пропавшего, когда мы пересекли площадь и направились от Шателе к Риволи. Группки парней, громкие споры; молодёжь прямо на асфальте перед гротескной громадиной центра Жоржа Помпиду, ночные павильоны со всякой всячиной, фонтаны, переходы, похожие на крыло динозавра.
Огоньки окон, запахи кофе и китайских специй из забегаловок с прилавками с горками отчаянно зажаренных креветок на шпажках, куриных крылышек в соевом соусе и всех видов риса; звуки сирен и гул машин, обрывки музыки из-под ярких пятен кафе, забитых под завязку. Ловко шныряющие официанты между круглыми столиками; посетители, занявшие все стулья лицом к улице и вызывающие зависть моего прилипшего к спине желудка.
Наконец, нашли себе место и мы. Заказали что-то незатейливое. Финн отошёл очень быстро и начал шутить так, словно никакой размолвки между нами не было, и это чувство — что мне легко с ним и хорошо, и что я знаю его тысячу лет, закрепилось в душе прочным якорем. Он так заразительно улыбался! Я совершенно растаяла, решив, что буду ему верить. В конце концов, это приятно…
— Сколько тебе лет? — спросил Финн, игриво крутя в пальцах вилку.